Изменить размер шрифта - +

     Можно гадать, почему так получается. Можно сказать правильные и умные слова о подвижности суставов и соотношении массы тела с мышечной силой. Можно вздохнуть о грузе прожитых лет. Можно изречь чтонибудь заумное, о чистоте души, которая тянет к небу и совершенных грехах, которые прижимают к земле. И все это будет правильно.
     Только результат все равно один, романтик ты или прагматик. Никогда не побежать вприпрыжку по зеленому лугу, если вышел из детского возраста, а в старческий маразм еще не впал.
     
     А мне хотелось бежать вприпрыжку. Еще хотелось смеяться, прыгать, валяться на зеленой траве, подставлять лицо солнцу, раскинув руки лежать и смотреть в голубое небо – пока мир не перевернется, и ты ни ощутишь себя атлантом, держащим на спине мягкий, упругий шарик Земли – держащим и падающим сквозь бесконечную чистую синь. Но бежать всетаки хотелось больше всего.
     И я побежал. Со спортом у меня отношения были хоть и приятельские, но не близкие. Раньше мне и в голову бы не пришло так бегать – не за уходящим автобусом, не в закрывающийся магазин, не за кемто и не от когото, а просто так. Да и не получилось бы. Я пробежал километр или два, прежде чем понял, что организм никак не реагирует на бег. Я даже дышать чаще не стал. И, наверняка, если смерить пульс – он останется прежним. Движения мои были четкими и слаженными, я ощущал движение каждой мышцы, бег крови по венам, нервные импульсы, заставляющие ноги двигаться. Все тело превратилось в одну великолепную, восхитительную машину.
     С сожалением я заставил себя замедлить бег. Подошел к дереву, поразившему меня еще из башни яркими красками.
     Дерево как дерево. Яблоня. И цветет вполне обыденно. Но сколько красоты в этой обыденности, как тонки белые и розовые оттенки лепестков, как удивительно махрятся их края! Какой нежный, пьянящий аромат идет от каждого цветочка!
     Я даже всхлипнул от умиления, поглаживая цветущую веточку. И дрогнувшим от волнения голосом напел:
     – Яблоня в цвету – какое чудо…
     Дальше слова не вспоминались. А жалко. Хотелось петь. Смеяться. Бегать, разбрасывая цветы. Смотреть, как ползет по листочку гусеница – пушистая, словно головка новорожденного ребенка; зеленоватая в белую точку, словно свежий огурчик; смешно выгибающая спинку при каждом движении. Чудесная гусеница! Я улыбнулся ей – и она смешно изогнулась в ответ, так что превратилась в «смайлик» – компьютерный значок улыбки. Наверное, с ней даже можно общаться!
     И тут я сделал странную вещь. Ни с того, ни с сего поднял руку и залепил себе пощечину. Как впавшей в истерику девице – один раз я такое видел и поразился целительной силе обыкновенной оплеухи.
     Никаких половых предпочтений у этого лекарства не нашлось – на меня пощечина подействовала не менее отрезвляюще, чем на ту, расстроенную ссорой с парней девицу. Я глубоко втянул воздух, выругался сквозь зубы и огляделся еще раз.
     То, что со мной только что происходило, было неправильно. Ненормально. Да – прекрасный пейзаж. Да – чистое небо. Да – деревья, цветы, трава…
     Но это, всетаки, не повод умиляться каждой букашке!
     Эйфория проходила стремительно. Даже не знал, с чем это сравнить. С ощущением пьяного, которого засунули головой под холодную воду? Ну, если бы холодная вода оказывала такой эффект… В фантастических книжках встречалось неоднократно – герой гуляет вовсю, пьет всю ночь, потом глотает таблеточку и прекрасно себя чувствует. Видимо, это мечта всех писателей – пьянство без похмелья.
Быстрый переход