|
Сколько ж это будет площади? Пи эр квадрат… Вроде бы так. У меня всегда было сложно с геометрией. Ну, значит километров восемьдесят квадратных я имею в каждом мире. Всего – четыреста квадратных километров. По сравнению с тюремной камерой – очень много. По сравнению хотя бы с Москвой – уже невесело. Москва, это я со школы твердо помнил, занимает площадь в тысячу квадратных километров. Ладно, по крайней мере надо до конца исследовать это яблочное царство… Минут двадцать я бодрым шагом удалялся от башни – временами оглядываясь назад. Впрочем, потеряться мне вряд ли грозило. Я понял, что башню ощущаю очень четко – как часть собственного тела. Сад вокруг оставался все таким же запущенным и неухоженным. Но, все таки, это походило на сад. Расстояния между деревьями было примерно одинаковое. Четко выделялись яблони разных сортов, у них даже цветы были разные, причем деревья росли не группами, что еще можно объяснить старой формулой «яблочко от яблони недалеко катится». Нет, разные сорта были посажены линиями – очень небрежно, но все таки... У меня появилась слабая надежда, что в этом мире все таки живут люди. И буквально через пару минут я в этом убедился. В воздухе запахло дымком. Я побежал – не тем веселым, беспечным бегом, которым ворвался в этот мир, а чем то вроде целеустремленного движения Цая. За яблонями мелькнула гладь воды – неширокая, спокойная речка. Я выбежал на берег и остановился. За рекой был поселок. Хоть ножом режьте – это был наш, земной, российский поселок. В худшем своем варианте, том самом, что заставляет патриотов кричать о вражеских происках, а людей более здравомыслящих строить прожекты вроде поиска русской национальной идеи. Каркасно щитовые домики, грязноватые стекла в окнах, покосившиеся серые заборчики – все было той унылой серости, что царит в российских селах по весне. Чахлые огородики – казалось, даже морковка в них должна вырастать бурой или белесой, развешенное на веревках белье – той же пыльной окраски. Между домиками бродят, выискивая что то в пыли, тощие пестрые куры. Я то сам городской житель. Я такие поселки обычно вижу из окна поезда, транспортирующего благополучных москвичей куда нибудь в Питер или Екатеринбург. И всегда утешаю себя тем, что такие села возможны только вдоль железных дорог, вблизи крупных городов, куда вся молодежь из села уезжает, едва получив паспорт. А где то, конечно же, есть настоящие, как в учебниках «Родной край». С аккуратными домами, кирпичными или бревенчатыми, чистыми палисадниками, резными наличниками на окнах… Где нибудь есть. На Кубани. Или в Сибири. А здесь прописалась унылая серость, особенно поразительная на фоне яркой, цветущей природы. Были здесь и люди. На берегу речки сидела с удочками группа мужчин и мальчишек. Дети были совсем мелкие, дошкольного возраста. Почему то я сразу это отметил – какой то провал в возрастах, хотя, казалось бы, на рыбалку должны были собраться взрослые и подростки, а не мальцы, не способные даже толком удочку в руках удержать. И они все улыбались. О чем то негромко разговаривали, перебрасываясь почти односложными фразами. До меня доносилось: «Клюет!», «Ага!», «Твоя!», «Да!» Как будто тратить лишние усилия на сложные слова эти люди не хотели… или уже не умели… Я сел напротив, на другом берегу. Мое появление не вызвало среди рыболовов ни удивления, ни оживления. Несколько улыбок, бодрых взмахов рук. И все. |
