|
Кто его знает, как сейчас живут в Полтаве? И уж тем более, как там сумеет устроиться «дядя Сашко», проживший пятнадцать лет в растаманском раю. – А то оставайся, – предложил Сашко. – Покушаешь с нами, жена с утра борщичок с курочкой готовила. Ну да, разумеется. Если тут и мужчины, и женщины, то странно было бы ожидать от них монашеского поведения. Появились семьи, народились дети. Или наоборот. Неважно. – Спасибо. Пойду я. – Как знаешь, – дядя Сашко привстал, отряхнул с рубашки налипший песок. – А то возвращайся. Тут знаешь как хорошо? Даже пить не хочется! Но и этот аргумент меня не убедил. А вот повидаться с соседом функционалом мне очень хотелось. Учитывая ту путаницу со временем, что царила у дяди Сашко в голове, я ожидал, что идти придется несколько часов. Но расстояние не превысило три километра – действительно, полчаса небыстрого туристического шага. По левому берегу реки тянулись сочные зеленые луга, по правому, где я и шел, все тот же заброшенный яблоневый сад. Коллега таможенник жил на реке. Именно «на реке» – ее перегораживала невысокая плотина, в центре которой стояло высокое, в два человеческих роста, водяное колесо. Над плотиной и колесом, на толстых деревянных сваях, стояла… наверное, это надо называть мельницей? Во всяком случае, туда уходила с колеса ременная передача, а внутри сооружения что то крутилось и бухало. На оба берега реки спускались щелястые дощатые мостки. Дверь, во всяком случае со стороны правого берега, была открыта. За ней плясали красные блики, будто огонь горел. Впрочем, огонь там действительно горел – в небо струился легкий дымок. – Эй, сосед! – крикнул я, останавливаясь у мостков. Почему то я почувствовал, что шагнуть на них без разрешения будет неправильно. Невежливо. – Как мука? Мелется? Раздался беззлобный смех. И в дверях появился мой сосед таможенник. Рослая, плечистая женщина, в кожаных штанах и грубом кожаном фартуке на голое тело – я невольно отвел глаза и стал смотреть только на лицо. Русые волосы были собраны в тугой пучок и перевязаны… ну, я бы сказал, ленточкой, только не из ткани, а из крошечных серебряных звеньев. В руках женщина держала массивные металлические клещи, в которых был зажат раскаленный докрасна кусок металла. – Привет, сосед! – поздоровалась она. – Я с самого утра почувствовала, как новая дверь появилась, все тебя ждала. Вот только нет у меня муки, извини. Это не мельница. Это кузня. – Извини… – я даже не знал, от чего смутился больше – от своей глупой ошибки или от вида этой… как бы назвать… кузнечихи? – Кузнец я, – сказала женщина, улыбаясь. – Не мучайся, нет у слова «кузнец» женского рода. Я – кузнец Василиса. – А я добрый молодец Иванушка, ищу суженую, что Кащей похитил, сказал я. Анька мне часто говорила, что шутки у меня дурацкие. И я не спорю. Но иногда они удаются. Вот и сейчас, кузнец Василиса опустила руку с клещами и с чистым, искренним любопытством спросила: – Серьезно? – Нет, конечно. Музыкой навеяло, – я развел руками. – Кузница… Василиса… – Между прочим, красивое, исконно русское имя, – с легкой обидой сказала женщина. |
