|
Дверь была распахнута, в единственной комнате, довольно чистой и с влажным от недавнего мытья полом, находились две женщины. Одна спиной ко мне неподвижно лежала на грубом, сколоченном из досок топчане. Похоже, сон на голых досках не доставлял ей дискомфорта, хотя из одежды на ней были только трусики и лифчик. Вторая, одетая в ситцевое платье в горошек и босиком, стирала в красном пластиковом тазике, водруженном посередине комнаты на шаткий стул того же цвета и материала. Выглядела женщина потрепанной, поизносившейся, но обладавшей упрямством и выносливостью. На бултыхающуюся в тазике рубашку она смотрела ласково, будто на щенка или котенка, взятого в дом и теперь отмываемого от уличной грязи. – Анна? – Да? – мое появление любопытства не вызвало. Наверное, это их главная беда – отсутствие любопытства. – Василиса передала… – я бросил мокро хлюпнувший узел на пол. Это была то ли штора, то ли покрывало, в которое была завернута одежда, явный «сэконд хэнд». Сквозь мокрую ткань четко виднелась и подошва маленького, детского ботинка. – Хорошо, – сказала женщина. – Спасибо. Отрываться от стирки она явно не собиралась. Судя по выражению лица, процесс ей даже нравился. И она что то едва слышно шептала рубашке, которую стирала – мне показалось, что я прочитал по губам: «ты моя хорошая…» Ужас какой то. Я представил себе домохозяек, нежничающих с пылесосом, играющих с кастрюлями и обожающих стиральные машины. Домашний труд перестал быть рабством и стал развлечением – всего то чуток психоделиков в воздухе… – А что с ней? – уже собираясь уходить, спросил я. Анна покосилась на лежащую на топчане женщину. Та пошевелилась, будто поймала взгляд. – Новенькая она, – сообщила Анна. – Спит. Все поначалу много спят, много думают. Что то меня тревожило в этой женщине, дремлющей на топчане. Словно… словно я ее уже где то встречал… не так легко одетую, конечно… точнее – тепло одетую… Я подошел к топчану, взял женщину за плечо, осторожно повернул. Девушка, два дня назад бросившая на пол башни записку, улыбнулась мне и сказала: – Таможня… Изо рта у нее стекала тонкая ниточка слюны. Правая щека была вся красная, отлежанная на досках. Возможно, если бы она меня не узнала, я бы колебался. А так – нет. – Она пойдет со мной, – сказал я. – Тяжело ей сейчас ходить, – не протестуя, а лишь доводя до моего сведения, сказала Анна. Видимо, это был самый сильный протест, на который способны жители Нирваны. – Ничего, я помогу, – поднимая девушку и укладывая себе на плечо, сказал я. В бытности функционалом все таки немало плюсов! – Как она у вас оказалась? – Мастер ее привел. Вчера. – Какой мастер? – Мастер, – видимо, имени она не знала. – Мастер будет сердиться, что увели. – Ничего, – сказал я. – Главное, чтобы я не рассердился. Ага? Кто ближе, тот и главный мастер. Кажется, она еще что то сказала вслед. Но я уже вышел из домика. Огляделся, чувствуя себя то ли перевоспитавшимся Терминатором, спасающим Сару Коннор, то ли средневековым солдатом, прихватившим из захваченного города девушку на три дня. |
