В момент закрытия заседания в пятницу адвокат Дерка еще продолжал рисовать портрет покойного актера в красочных сутенерских тонах, пообещав продолжить это занятие в понедельник.

Дерка отвезли в его камеру в окружной тюрьме Бриджпорта на Норт-авеню, а Эллери и Никки поехали в норуокскую больницу. Состояние Марты оставалось без изменения; она была жива и находилась под действием больших доз обезболивающих и транквилизаторов. Им разрешили на пять секунд заглянуть к ней в палату. Глаза Марты были открыты, но она, казалось, не узнала их. Врачи категорически запретили Айронсу и окружному прокурору брать у нее показания.

Эллери убедил Никки вернуться с ним в Нью-Йорк на уик-энд.

Суббота началась плохо. Телефон звонил все утро. Эллери, рассчитывавший на спокойный день для Никки, увел ее в Центральный парк.

Несколько часов они молча бродили по аллеям. Когда Никки замедлила шаг, Эллери нашел скамейку под тенистым деревом, и девушка задремала, положив голову ему на плечо и иногда постанывая во сне.

«X»…

Он не мог выбросить это из головы.

В суде о загадочных буквах не удалось выяснить ничего. Их даже не внесли в протокол, сочтя бессмысленным и не имеющим отношения к делу поступком умирающего человека.

Но Эллери помнил нечеловеческие усилия Харрисона и не сомневался, что они были вполне осознанными.

Что же хотел сообщить Харрисон?

Когда Никки проснулась, они двинулись дальше и в конце концов оказались среди изящных маленьких строений зоопарка. Заняв столик на террасе, выходящей на пруд с тюленями, Эллери сбегал в кафетерий и вернулся с молоком и сандвичами. Они закусывали, наблюдая за играющими детьми и толпами людей у пруда и высоких вольеров с обезьянами.

— Я рада, что мы пришли сюда, Эллери, — со вздохом заговорила Никки. — В зоопарке всегда так спокойно.

— Где-где? — рассеянно переспросил Эллери.

— В зоопарке, — повторила Никки. — Мне нравится это слово, а вам? От него веет покоем. Даже когда я маленькой жила в Канзас-Сити и папа водил меня в зоосад в Суоп-парке, это подразумевало не беготню в поисках развлечений, а стояние у клеток с открытым ртом и воспоминания о зебрах и обезьянах в течение нескольких дней после этого… Что вы сказали, Эллери?

— Зоопарк, — пробормотал Эллери. Он выпрямился на стуле.

Никки удивленно посмотрела на него.

— Я просто вспомнила… — начала она.

— Зоопарк… Совсем об этом забыл!

— О чем забыли, Эллери?

— О «Z» — последней кодовой букве в путеводителе Харрисона.

Никки помрачнела и отвернулась.

Но Эллери быстро продолжал:

— Харрисон написал буквы «X» и «Y», а потом умер. Предположим, он не успел закончить?

Никки нахмурилась:

— Вы имеете в виду, что он собирался добавить «Z», но ему помешала смерть?

— Почему бы и нет?

— Ну, это возможно…

— Это должно быть так! «XY» просто не имеет смысла.

— Не сказала бы, что в «XYZ» больше смысла, чем в «XY».

— Это окончание, — настаивал Эллери. — Окончание кода Харрисона и конец его самого.

— Не понимаю, о чем вы, — вздохнула Никки.

Эллери посмотрел на часы:

— Слишком поздно отправляться туда сегодня…

— Куда, Эллери?

— В зоопарк.

— Но мы уже в зоопарке!

— Не в зоопарке Харрисона, — возразил Эллери.