|
Если Медведь считает, что я нужнее здесь, чем там, – пусть так и будет. Я не могу назвать себя человеком, страдающим из-за чрезмерных служебных неудобств. Тем более на войне. – Счастливчик. Я иногда завидую вам, настоящей военной косточке: для вас все просто – приказ получен и, следовательно, должен быть выполнен. А я вот страдаю излишней мнительностью. И слишком часто вздыхаю. – А кто тебе сказал, что это плохо? Больт поперхнулся воздухом и несколько секунд смотрел на Дирка с искренним недоумением. Винкельхок ободряюще улыбнулся и хлопнул гауптмана по плечу: – Если все люди вдруг станут одинаковыми – неважно, одинаково хорошими или одинаково плохими, – представь себе, в какую скуку превратится весь этот мир?.. Больт задумчиво хмыкнул и поджал губы. Дирк понял – гауптман не желает начинать в присутствии солдат долгую дискуссию. Язык у него, конечно же, чесался, но болтать на философские темы ему сейчас не хотелось. Винкельхок поглядел на уснувшего Шпенглера и решил последовать его примеру. Тряска ему не мешала. …«Хорьх» вернулся в полк незадолго до заката. Больт сдал слегка протрезвевшего фельдфебеля в санчасть и лично отправился на доклад к командиру. Дирк тем временем неторопливо умылся у колонки, несколькими раздраженными хлопками отряхнул с себя бесконечную пыль и двинулся в свою палатку. До ужина оставалось меньше часа. Он успел лишь сменить насквозь пропыленную рубашку на чистую и растянуться в койке, как брезентовый полог отогнулся и в палатку неслышно проник Больт. – Ужинать не пойдем, – сообщил он, подмигивая, – мой денщик принесет харчи прямо ко мне. Ты не забыл о своем обещании? Винкельхок рассмеялся и нырнул под парусиновую койку за своим чемоданом. – А если утром придется лететь? – спросил он, уродуясь с непослушным замком. – У меня похмелья не бывает, – гордо ответил Больт. – К тому же я не собираюсь допиваться до потери человеческого облика. Дирк одобрительно хихикнул и выпрямился, протягивая гауптману пузатую бутылку. – Ого, – восхитился тот, – сто лет не пробовал такого счастья. Когда-то, в студенческие времена, у меня был приятель, член нашей корпорации[7 - Имеется в виду студенческая корпорация, в германских университетах того времени явление почти обязательное.], у которого, в свою очередь, был дядюшка во Франции. Иногда старик присылал ему поистине удивительные вещи. Студенты-гуманитарии, знаешь ли, всегда были редкими пьяницами. – Угу, – кивнул Винкельхок. – Больше вас, пожалуй, пили только богословы. Сталкивался я с этой публикой. – Идем, – прошипел Больт с видом опытного заговорщика. Дирк поймал его за шиворот на самом выходе. – А коллеги не обидятся, что мы с тобой пьем без них? – Спятил? – искренне удивился гауптман. – Да если Торн узнает… – Ничего не будет, – уверенно махнул рукой Дирк, пряча бутылку под рубашкой. – Это я тебе говорю точно. Медведь сам крепко грешит. Он ведь начинал службу в кавалерии, а там… понятно, в общем, да? Чуть высунув от нетерпения язык, Больт провел Дирка между палатками и гостеприимно откинул брезент на входе в свое жилище: – Прошу. На желтом ящике с итальянскими надписями, который служил командиру эскадрильи столом, уже ждали хозяев алюминиевые судки с ужином. Больт приподнял одну из крышек, понюхал. – Опять рыба с макаронами, а!. |
