|
Гаршев старался так, что даже побагровел. Капитан Беседа хитрил, пытаясь выдуть в два приема. Веденкин, оттирая его, протестовал:
— Хватит, хватит! Прекратите политику надувательства!
За этим занятием их и застал генерал. Все на секунду смутились.
— Развлекаемся? — улыбнулся Полуэктов.
— Старцы резвятся, — сконфуженно кашлянул Гаршев и поправил пенсне.
Генерал отправился на урок к майору Васнецову, затем с полчаса пробыл на политзанятиях сержантов и зашел к Зорину.
Полковник, расхаживая по комнате, говорил Алексею Николаевичу:
— Вы правы, надо, чтобы юноши сами заботились об укреплении общеучилищного коллектива, вершили дела его. А мы должны подсказывать и контролировать… Только так воспитаешь общественную жилку. Ведь у них психология какая? Если вы что-то утверждаете, то они считают: вам положено так говорить. Верно? А если они сами дошли до этой мысли — интерес совсем другой.
— Товарищ генерал, — обратился Зорин к Полуэктову, — комсомольское бюро второй роты решило создать уголок «Наши друзья» — о суворовцах-курсантах. Как вы смотрите на это?
— Весьма одобрительно, только надо устроить этот «уголок» не в роте…
— Так и решим, — повернулся Зорин к капитану Беседе, — вы зачинатели, но размах — общеучилищный.
— Разрешите идти? — спросил воспитатель у генерала.
— Пожалуйста… Прошу вас передать майору Боканову, чтобы он пришел сюда.
— Добрый день, Сергей Павлович, — каким-то не официальным тоном обратился генерал к Боканову, — садитесь. Мы вас вызвали по не совсем обычному поводу.
Он покашлял.
— Вам предстоит, так сказать, чрезвычайная миссия.
Боканов насторожился.
— Поедете дней на десять в Ленинградское пехотное училище представителем заинтересованной стороны. Посмотрите взыскательным оком, как там наши поживают, доброе имя наживают. Возвратитесь, педсовету расскажете… Завтра и поезжайте!
— Слушаюсь, — сдержанно сказал Боканов, хотя ему хотелось воскликнуть «С превеликим удовольствием!»
— С круговой порукой беда, — огорченно произнес Зорин, до сих пор молчавший. — Вместо того, чтобы непримиримым вмешательством предупредить возможную ошибку, суворовцы считают острую критику и осуждение — нетоварищеским действием. Как вы думаете, Алексей Федорович, — обратился Зорин к генералу, — что, если мы в старших ротах еще поговорим об этом на комсомольских собраниях?
— Ну-ну, — одобрил генерал.
— Вы представляете! — воскликнул Зорин. — Даже ваши, — он посмотрел на Боканова, — успели заразиться этой болезнью: Самарцев невнимательно слушал объяснение Гаршева. На перемене Семен Герасимович начал было его отчитывать. Так что они придумали? Скрипкин, Атамеев и К<sup>о</sup> принялись отвлекать старика вопросами, оттерли от него виновного, стали стеной между учителем и Самарцевым.
— Новая форма круговой поруки! — рассмеялся генерал.
— Вы приглядитесь, — попросил Зорин Боканова, — нет ли и там ложного товарищества? И еще: достаточно ли привили мы им навыки общественной работы?
Сменившись с дежурства, Боканов пошел домой.
На дворе стояла изменчивая оттепель. Вчера еще лежал глубокий снег, а сейчас он почти исчез, и потоки воды с глухой воркотней пробирались по мостовой, но как-то неторопливо, словно бы раздумывая: стоит ли, если вечерний мороз все равно скует их? Ватага школьников с веселыми криками бежала за щепкой, ныряющей в потоке. |