Алена не пошевелилась.

Диски валялись вперемешку — Григ и Вагнер, Прокофьев и Моцарт. То, что слушала Алена, оказалось шестой симфонией Чайковского.

— Эй, — сказал Аспирин.

Девчонка выпрямилась и стянула наушники.

— С добрым утречком, — сказал Аспирин.

— Ты рано встал, — сказала Алена.

Она выглядела плохо — бледная, осунувшаяся, исхудавшая. Когда Аспирин впервые увидел ее в подворотне, девочка казалась ухоженнее и здоровее.

— А ты снова жрать, наверное, хочешь?

Она мигнула, и он вдруг понял, что она сейчас заревет.

— Эй, — пробормотал он, жалея, что позвал ее и что вообще вылез из кровати. — Ты чего?

Несколько секунд она сдерживалась, а потом прижала руки к лицу, и пальцы сразу сделались мокрыми.

— Эй, эй, — он подошел, хотел похлопать ее по спине, но передумал. Отправился на кухню, сварил себе кофе. Из гостиной не доносилось ни звука.

Он выпил кофе, сосчитал до ста, потом еще раз сосчитал. Вымыл чашку. Вернулся в гостиную и застал девчонку все там же, в той же позе, неслышно и горько рыдающую.

Он сел рядом на пол.

— Чего ты ревешь? Тебе плохо? Мне тоже. Мне очень плохо — из-за тебя. Но я ведь не реву.

— Я х-хочу обратно, — прошептала девчонка, давясь слезами.

— Давай, — обрадовался Аспирин. — Я тебя отвезу. Куда?

Она завыла еще горче.

— Очень хорошо, что ты взялась за ум, — Аспирин решился наконец погладить ее по спине. — Ты боишься? Не бойся. Есть люди, которые по долгу службы выручают маленьких девочек из неприятностей. Понимаешь? Им платят деньги за то, чтобы они тебе помогали. Твоего сэнсея посадят в тюрьму, а ты спокойно пойдешь к родителям… или к бабушке… ну кто-то ведь у тебя есть?

— Ты похож на шарманку, — сказала девочка, размазывая влагу по щекам. — Опять одно и то же… Ты видел его… Ты слышал, что он сказал… И опять говоришь то же самое… А тут везде смерть, желтые листья падают… мертвые… И мертвые люди. И ты говоришь, как мертвый.

Аспирин поднялся и пошел на кухню. Подумать только, отстраненно сказал он сам себе. Еще позавчера я боялся скандала, который эта мерзавка может устроить. А два дня назад я, кажется, даже хотел хорошо выглядеть в глазах дяди Васи…

Сегодня у него был эфир с двенадцати до шести. А вечером — тусовка в «Зеленой фее». И ведь люди вокруг живут по-прежнему, работают, гуляют, спят с женщинами…

Он чуть не сжег электрочайник, включив его без воды. Чертыхнулся. Выключил. Полез зачем-то на полку, рассыпал молотый кофе. Вытащил пару яиц из холодильника, одно уронил. Решил, что пора взять себя в руки.

— Алена! — позвал будничным голосом, будто ничего не произошло. — Иди завтракать!

Он не ждал, что она откликнется, и удивился, когда она остановилась на пороге кухни: лицо — красное и мокрое. Медвежонок мертвой хваткой прижат к груди. Глаза — отрешенные.

— Штаны надень, — строго сказал Аспирин. — Ты хоть понимаешь, что так выходить к завтраку — неприлично? И еще умойся и причешись!

Он спокойно, по-хозяйски поджарил две порции глазуньи, разрезал два помидора и луковицу, накрыл на стол. Алена вернулась — уже не такая красная, умытая, с медвежонком под мышкой.

— Итак, — сказал Аспирин, когда завтрак перешел в чаепитие, — я буду слушать, а ты расскажи мне все. Откуда ты пришла? Зачем? Почему тебе здесь, у нас, не нравится? Чем я могу тебе помочь? Ты все расскажешь, потому что я должен наконец тебя понять.