- Не тебе решать, любезный муж. Это мой город, мой народ, а значит моя святая обязанность, – затем Амена заговорила тише, не замечая Эфина. – Ничего, мы выдержим, мы победим, и все будет хорошо.

Эфин пытался ее остановить, но она не слушала. Гордячка забежала в дом, переоделась и напоследок посмотрела в зеркало, но Амена смотрела не на лицо, а на живот, которого еще не было, но там внутри уже билось маленькое сердце. В ней снова заговорили боль и отчаяние, потому что тот, кого так сильно любила не смог перебороть свою жажду к власти.

Она вышла на улицу, оседлала коня и поскакала в сторону лагеря, Эфин ехал следом за ней и чувствовал, что сделал нечто ужасное в очередной раз. Стоило дочери Нитте появиться на поле, как крианцы поднялись и начали хлопать в ладоши, они радовались возвращению Оракула, единственный, кто был недоволен, так это Минекая, который немедленно подошел к ней:

- Ты в своем уме? Зачем приехала? Тебе надо быть вдали ото всего этого.

- Знаешь, Минекая, ты уже второй за этот вечер, кто беспокоится за мое душевное состояние. Быть здесь - это мой долг! Я должна помочь.

Тогда Предводитель обратился к Эфину:

- Ты ее привел?!

- Боюсь, что в том есть моя вина.

- Проклятый номар! Ей нельзя быть здесь!

- Почему же?! - Эфин встал напротив и смотрел так пронзительно, что Минекая опустил взор. - Может, ты приоткроешь завесу тайны?

- Она больна и рискует своим здоровьем, - теперь уже наставник с укором посмотрел на Амену.

- Довольно обсуждать мое состояние! Я готова сражаться и буду, хотите вы того или нет. Эфин прав, какой толк от моих способностей, если я ими так и не воспользуюсь в самый ответственный момент.

Минекая более ничего не сказал, как промолчал и Эфин. Только Амена понимала, на какой риск идет, она боялась больше всего на свете потерять своего ребенка, но если крианцы проиграют и Мазарат достанется Фарону, то она потеряет абсолютно все и видела Скайра, что ее сердце не хотело войны. Эта ночь далась крианцам нелегко, многие так и не смогли уснуть, они молились духам, просили их смилостивиться над ними и уберечь от беды.

К утру, когда солнце чуть окрасило горизонт, послышался рев горна. На Мазарат надвигалась смерть во главе с Фароном, они выстраивались в бесчисленные группы, занимая позиции на поле. Многие из новобранцев крианской армии начали переглядываться и пятиться назад, но Предводитель дал знак оставаться на местах. Амена находилась среди меченосцев на лошадях, она должна была находиться в центре войска, чтобы оставаться в недосягаемости для номаров, а Нитте и Минекая расположились по обе стороны от нее, дабы видеть подаваемые ею знаки. Эфин же переоделся в одежды крианцев, скрыв себя под броней, чтобы номары не смогли отличить его от остальных, он стоял на передовой среди пеших меченосцев и одним из первых должен был столкнуться со смешанными.

На огромном поле стояло две армии готовые скрестить мечи в любую минуту, их разделяло всего лишь несколько километров, но каждому казалось, что враг уже перед ним. Время в такие моменты всегда останавливается и в оглушающей тишине можно расслышать биение сердца рядом стоящего солдата. Каждая из сторон замерла в ожидании первого шага противника, но Фарон не стал долго ждать и скомандовал выступать.  Смешанные ринулись вперед, тогда и Минекая отдал приказ пешим воинам встретить первую волну. Они бежали навстречу друг другу, крича от злости и безысходности, вскоре крианцы и смешанные слились в единую массу. Номары искусно владели оружием, но крианцы не уступали им, вонзая лезвия в плоть врага. Среди них был и Эфин, который не давал ни единого шанса каждому из нападавших, смешанные гибли от его меча, не успев оглянуться. Единственной целью Эфина было добраться до брата, а для этого он не щадил никого, буквально прорубая себе дорогу вперед. Но до сердца армии номаров было не так-то просто дойти, впереди своей очереди ждали тумо, они постоянно отряхивались и скалились, когда видели все новые и новые тела погибших.