Для такого фата, как Гербер, это было жуткое унижение. («Вы, конечно, хирург? Вы имеете такой инструмент в своём офисе? Вы видели его в больнице? В медицинском каталоге? А где вы вообще его искали?»). Хочется думать, что Ли Бейли удалось довести Гербера до белого каления, отплатив тем самым коронеру за его предвзятость и непрофессионализм.
Гербер дошёл до того, что стал отрицать даже совсем уж очевидные вещи. Так, он стал утверждать, будто врач-невропатолог Чарльз Элкинс, направленный полицией для освидетельствования травмированного Сэма Шэппарда, не сообщил в тот же день о результате осмотра. Между тем, справка Элкинса, датированная 4 июля 1954 г., имелась в деле, и именно благодаря ей полиция не могла официально допрашивать Шэппарда на протяжении по меньшей мере четырёх дней.
В общем, Сэмюэль Гербер сплоховал, и притом очень.
Затем дошла очередь и до Мэри Коэн, криминалиста офиса шерифа. Она дала вполне удовлетворительные для обвинения показания, заявив, что кровавые следы на часах Сэма Шэппарда образовались в результате забрызгивания кровью. Этот момент был очень важен для прокурора, фактически Мэри Коэн подтвердила, что кровавые брызги попадали на часы в моменты ударов по лицу жертвы (хотя прямо этого и не сказала, поскольку подобная детализация находится вне компетенции криминалиста). Но благоприятное впечатление от выступления эксперта сильно подпортил перекрёстный допрос Ли Бейли. Во-первых, адвокат добился от Мэри Коэн признания того, что она не знает, как различаются по виду и размеру кровавые пятна, имеющие различное происхождение (то есть свободно капающая и разлетающаяся мелкими брызгами в момент удара кровь, а также кровь из раны и кровь с орудия, причинившего ранение).
Признание это было очень важным, поскольку Пол Кирк ещё 12 лет назад весьма детально описал распределение кровавых пятен в спальне Шэппардов, объяснив природу их появления и связав наблюдаемую картину с действиями преступника. Во-вторых, адвокат получил от свидетеля признание того, что Мэри Коэн не являлась специалистом по дактилоскопической идентификации и не произвела поиск отпечатков пальцев на вещах, найденных в зелёном мешочке за домом Шэппардов. Коэн поспешила объяснить, что осмотрела вещи под увеличением в косых лучах света и не нашла на них отпечатков пальцев, но пояснение это, полученное от лица, признавшего перед тем, что оно «не квалифицированный эксперт дактилоскопии», выглядело запоздалым.
Ли Бейли не успокоился на этом и загнал свидетеля в угол, напомнив о том, что по меньшей мере двое мальчиков осматривали найденные часы, кольцо и ключи Сэма Шэппарда, прежде чем отдать их коронеру Герберу. Присяжные поняли, что на найденных предметах должны были остаться хоть какие-то отпечатки пальцев, но некомпетентный «эксперт» ничего не смог отыскать!
В общем, Ли Бейли достаточно уверенно расправился со свидетелями обвинения. Первый раунд, если пользоваться боксёрской терминологией, явно остался за защитой — прокурорская версия выглядела очень и очень бледной.
10 ноября 1966 г. процесс вступил во вторую фазу: начался вызов и заслушивание свидетелей защиты. Первым Ли Бейли вызвал Джека Кракана, того самого продавца из булочной «Spang», который видел, как Мэрилин Шэппард отдавала связку ключей неизвестному мужчине (кстати, в некоторых источниках содержится указание на то, что ключи будто бы передавались Спенсеру Хоуку, но в действительности свидетель этого никогда не утверждал — он не знал Хоука в лицо и не опознал его). Обвинитель во время перекрёстного допроса, разумеется, постарался сбить свидетеля с толку, но ничего из этого у него не вышло: Кракан говорил очень здраво и, судя по всему, был полностью уверен в точности своей памяти. Вообще, в правдивости его сообщения сомневаться почти не приходится, описанный им эпизод, видимо, действительно имел место, вопрос сводится к тому, что же эта сцена могла означать в действительности?
Находившийся в зале судебных заседаний журналист Сэнфорд Коссин делал во время процесса 1966 г. |