Криминалист обратил внимание адвоката Дэвида Бингэма на то, что желает изъять эту клейкую ленту, после чего под его придирчивым взглядом и при непрерывной видеофиксации размотал «скотч», положил его в пакет для улик, после чего, используя собственную изоленту, привёл «вилку» в рабочее состояние.

В это же самое время проводились тщательные обыски принадлежавших Андервуду автомобилей — «Dodge Diplomat» и «Chevrolet Monte Carlo» — находившихся в гараже возле дома. Автомобили были идеально очищены с использованием чистящих средств, запах которых сразу же ощущался при открытии дверей. Обыски машин дали результат до некоторой степени озадачивавший — в «додже» на коврике под водительским сиденьем лежал патрон типа «Super X» 22-го калибра, а в «шевроле» на внутренней стороне крышки багажника оказался пыльный след подошвы ботинка. Учитывая чистоплотность и методичность Андервуда при наведении порядка, казалось невероятным, чтобы он не заметил патрон и след ботинка во время чистки автомобилей. Гораздо более вероятным казалось то, что Андервуд умышленно оставил эти улики [не являвшиеся в действительности уликами!], рассчитывая подразнить полицейских, которым предстояло проводить обыск.

Целая коробка патронов «Super X» находилась в оружейном шкафу в доме Андервуда, так что наличие одного такого патрона в салоне автомобиля вообще ничего не доказывало и ни о чём не свидетельствовало. Кстати, в том же самом оружейном шкафу находились и 2 набора для чистки оружия 22-го калибра, то есть Андервуд явно не собирался делать вид, будто у него не было такого оружия и боеприпасов к нему. Да, было! Всё легально… абсолютно ненаказуемо!

Собственно, перечисленным выше результаты обыска и ограничились — кусок сантехнического «скотча»… патрон 22-го калибра из-под автомобильного сиденья… отпечаток ноги… несданная на склад полицейская форма… В общем, чепуха! После 12-часовой возни полицейские сообщили адвокату, что ждут от Андервуда добровольного представления для экспертизы всего оружия, имеющегося в его распоряжении, после удалились.

Следовало признать, что ситуация с точки зрения дальнейших перспектив расследования убийства Виктора Гунарсона выглядела не очень хорошо. Да, вроде бы имелся неплохой подозреваемый — социопат, ревнивец, истерик, имеющий представление о приёмах детективной работы и правилах ведения уголовных расследований, но следовало признать, что и жертва была ему под стать. По мере того, как детективы следственной группы собирали всё больше информации об убитом, образ его становился всё более и более несимпатичным.

Категории «хороший» и «плохой» при описании личностных качеств зачастую оказываются слишком субъективны и малоинформативны, поэтому человека гораздо лучше характеризует другой критерий. А именно ответ на вопрос: «Хотели бы вы такого человека видеть рядом с собой в качестве друга или соседа?» Так вот, Виктор Гунарсон был настолько фееричен, что мало кто из приятелей хотел бы видеть его своим соседом или другом. С одной стороны, он казался вроде бы неплохим парнем в том смысле, что никогда не демонстрировал агрессии, был очень дружелюбен и общителен, такой, знаете ли, компанейский бодрячок, готовый пить и есть без перерыва столько, сколько его готовы угощать. Однако этим список его положительных качеств и исчерпывался. А вот перечень негативных черт характера был куда богаче! Люди, хорошо знавшие Виктора, описывали его как человека бесцеремонного, весьма наглого при определённых обстоятельствах, ленивого, склонного к «халяве» и обману. А то, что он никогда не дрался — так это не в следствие необыкновенного миролюбия, а лишь по причине совершеннейшей трусости. В этом месте нельзя не отметить того, что люди крупные, с большими кулаками и широкие в плечах, привыкшие подавлять оппонента зычным голосом и крупноформатной «фактурой», очень часто демонстрируют малодушие, теряются и уступают, встречая адекватный жёсткий отпор — и это не домысел автора, а объективно существующий психологический феномен.