Изменить размер шрифта - +
Тех денег, что уже лежат на счете, нам хватит на всю жизнь, даже если будем прикуривать сигареты от сотенных купюр. Но Луис ничего не сказала брату, ей слишком нравились деньги, большие деньги, а потом, когда все зашло слишком далеко, она выдает гневную обвинительную речь, и получается, что страдает она одна, и больше никто, а Том – палач ее счастливой супружеской жизни. И к тому же дурак.

– Знаю, что ты обо мне думаешь, – на ресницах Луис повисли крупные слезинки.

– Кто он? – Джон кивнул на фото, стоявшее на каминной полке.

– Ну, какая разница… Он дантист. Недавно начал процедуру развода с женой. Но это долго.

– Сейчас он на работе, но скоро вернется?

– Скоро. Теперь ты все знаешь. Умоляю, не говори ничего Тому. Я сама для себя ничего не решила. Может быть, еще все сто раз изменится. Обещаешь?

– Что-нибудь ему передать?

– Передай… Ну, что я его люблю, жду и всякое такое. Может быть, с этой мыслью ему будет легче коротать время в том застенке. Правда, мне его жаль. Но он такой же парень как ты. Это у вас семейное: любите жить вдалеке от дома. А потом выясняется, что дома уже нет. И вы удивляетесь – как несправедлива жизнь. Как она жестока. Но дело в вас самих. Вы не хотите понять, что женщина не может годами жить одна. Теперь все, хватит. Вытряхивайся.

Он вызвал такси по телефону и, поцеловав Луис в щеку, уехал.

 

 

Устроившись за столиком, он заказал кофе и стал разглядывать людей за витринным стеклом, стараясь найти племянницу среди прохожих, но не нашел, – Перл появилась в дверях неожиданно. За последние полтора года она вытянулась почти на пять дюймов, еще сильнее похудела и перекрасилась в блондинку. Одетая в светлый сарафан на тонких бретельках, обнажающий острые плечи и выпирающие ключицы, она выглядела свежей и привлекательной, но какой-то нескладной, с порывистыми резкими движениями, по-девичьи угловатой.

Следом тащился парень, тоже худой и долговязый, одетый в джинсы, дырявые на коленях, и куртку военного образца с двумя дюжинами блестящих значков на груди. Парень представился Диком. Он сел, уперся локтями в стол и отвернулся к витрине, будто надеялся увидеть за стеклом что-то интересное.

Перл чмокнула дядю в щеку, нырнула в огромную холщевую сумку, долго копалась в ней, перебирая какой-то мусор, наконец, вытащила незапечатанный конверт и протянула его дяде. Внутри оказался тетрадный листок, исписанный с одной стороны крупным почерком, и три фотографии.

– Джон, передай папе, что я его жду, – сказала Перл. – Я все написала.

– Папа тоже просил передать тебе, что любит и ждет встречи, – это Джон придумал эти слова. Во время десятиминутного телефонного разговора Том был так подавлен, так оглушен происходящим, что не мог думать и говорить ни о чем другом – только о своей беде. – Папа так и сказал: передай Перл, что я ее очень люблю. И считаю дни до нашей встречи. Кстати, ты узнала, что я здесь, от мамы?

– Она сначала не хотела говорить. А потом вдруг расплакалась и сказала. Она бы соврала. Вчера я приехала домой, чтобы забрать кое-какие книги. И стала спрашивать, что это за чемодан в холле. Ну, с отцовскими вещами.

– Разве ты живешь не с мамой?

– Не знаю, что она тебе сказала, но я там не живу уже больше года. С тех пор как появился этот дантист Дэвид. Вообще-то он неплохой человек, но зануда. Слишком достает своими замечаниями и вопросами. Пусть воспитывает своих детей, а не меня. Тем более меня воспитывать уже поздно. Скажи, Дик.

Она толкнула своего парня под локоть.

– Конечно, – кивнул он. – Чего теперь воспитывать? Раньше надо было.

– Я не видела отца… Даже не помню сколько времени.

Быстрый переход