– Никогда не слыхала такого отвратительного имени! У кого повернется язык назвать им личность, которая… которая вам дорога! Да я и злому врагу не дала бы этой клички. Она похожа на какой-то эпитет! – И минуту спустя Салли прибавила с оттенком досады: – Ну, вдруг мне придется носить такую фамилию? На письмах, адресованных ко мне, напишут такую гадость!

– Да, вас будут величать миссис Спиналь Менингитис Снодграс.

– Ах, пожалуйста, не повторяйте; пожалуйста, не повторяйте! Я не могу этого слышать. Верно, его отец был помешанный!

– Нет… по крайней мере, его не признавали таким…

– Тем лучше: помешательство переходит по наследству. В таком случае, что же с ним было?

– В их семье было много идиотов, и потому может быть…

– Какое уж тут «может быть»; по крайней мере, этот доктор был полнейший идиот.

– Пожалуй. Люди подозревали в нем что-то неладное.

– Подозревали! – с раздражением воскликнула Салли. – Разве можно подозревать, что наступит темнота, когда видишь, что звезды затмеваются на небе? Довольно, однако, об этом глупце; дураки меня нисколько не интересуют. Расскажите мне лучше о сыне.

– Очень охотно; так называемый Говард Трэси был самым старшим в семье, но вместе с тем и нелюбимым; брат его, Зилобальзам…

– Постойте, дайте мне опомниться; вы меня просто ошеломили. Зило… как вы его назвали?

– Зилобальзам.

– Никогда не слыхала такого имени. Оно похоже на название какой-то болезни. Скажите, это не болезнь?

– Нет, не думаю… Это скорее из Священного Писания или…

– Вовсе не из Священного Писания!

– Ну, тогда из анатомии. Я знаю, что это одно из двух. Да, действительно, я припомнил, – это из анатомии. Так называется ганглий – нервный узел, то, что известно в патологии под именем зилобальзамного процесса…

– Хорошо, говорите дальше. А если опять дойдет до имен, то лучше пропускайте их; от таких словечек коробит, и мороз продирает по коже.

– Извольте, будь по-вашему. Итак, я сказал, что старший сын не был любим в семье; родители оставили его на произвол судьбы, не дали ему образования, позволили мальчику находиться в обществе безнравственных, грубых людей. После этого нет ничего удивительного, что он вырос неучем, пошляком, самым необузданным нахалом и…

– Как, он? Да с чего вы взяли? Ну, не ожидала я от вас, что вы станете клеветать так жестоко на бедного юношу, заброшенного судьбой на чужбину! Нет, в нем решительно не найдется ни одной упомянутой вами черты. Напротив, он почтителен, любезен, услужлив, деликатен, утонченно воспитан и образован. О, как вам не стыдно возводить на него напраслину!

– Я не осуждаю вас, милая Салли, за ваше пристрастие. Вы до такой степени ослеплены любовью, что не замечаете мелких недостатков предмета своего увлечения. Однако другим они бросаются в глаза; всякий, кто только…

– Мелкие недостатки! Вы называете это мелкими недостатками? Вот разодолжили! Как же вы назовете тогда преступные действия, вроде убийства или поджога?

– На такой вопрос трудно ответить сразу; оценка подобных деяний находится в прямой зависимости от обстановки.