Упрощение? Возможно, потому что были у нас и другие серьезные проблемы, в особенности экономические. Но кризис с заложниками стал как бы символом разочарования американского народа. И в этом смысле шансы президента на переизбрание погибли в иранской пустыне вместе с восемью храбрыми солдатами, отдавшими жизнь в попытке спасти американских заложников».

Так закончил Гамильтон Джордан свой апологетический очерк, прямо, несмотря на все недомолвки и искажения, связав крах авантюры Картера в пустыне Деште-Кевир с крахом его избирательной кампании. «Лайф» поместил на развороте снятую крупным планом фотографию двух трупов из восьми, обгоревших, обугленных до неузнаваемости. Тех трупов, что преградили путь Картеру в Белый дом. Он не смог перешагнуть их, чтобы во второй раз сесть в кресло овального офиса, перед знаменами США и президента США. Избиратели проголосовали не столько за Рейгана, сколько против Картера. Это признают, конечно, все мыслящие американцы, коих, увы, меньшинство среди избирателей.

Вскоре после того, как Грант поселился у своего адвоката недалеко от Уотергейта, почтальон принес открытку, адресованную мистеру Э. Левитану для мистера Дж. У. Гранта-младшего. Удивленный Грант поглядел на роскошную купальщицу, штемпель Майами, и прочитал:

«Хэлло, Джонни!

Загораю на пляже и вдруг узнаю, что тебя судили в столице нации, что ты опять пытался стать поперек дороги нашим мальчикам. Но ничего. Я наберусь тут сил, найду тебя и поговорю с тобой серьезно. От меня и моих ребят — это они сообщили мне твой временный адрес — далеко не убежишь.

Грант сжал зубы. Значит, у Клифа Шермана имеются свои люди и в Вашингтоне. А давно он не вспоминал о Клифе. А пистолетом все-таки придется обзавестись. Упрямый паренек, этот Клиф.

Для Джона Улисса Гранта-младшего свет клином сошелся на его книге, которая вот-вот должна была выйти в свет. Но новая администрация предала проклятью «вьетнамский синдром», объявила вне закона. Все теперь упирается в размер гонорара, который он получит за книгу, а размер гонорара зависел целиком и полностью от количества проданных экземпляров. Он сильно задолжал Левитану — пришлось взять у него немалую сумму, чтобы погасить задолженность по квартирной плате, иначе он потерял бы свою квартирку в Нью-Йорке. Похоже было, что он едва-едва сумеет расплатиться с долгами.

А как же Шарлин? Выходит, что ничего она не получит от выхода книги, кроме экземпляра с автографом.

А как же продолжение борьбы с ЦРУ и спецвойсками, с «зелеными и черными беретами» в новых условиях?

Этот вопрос ему задавал Левитан, отвозя его в аэропорт на летевший в Нью-Йорк самолет.

Грант вздохнул, потер гладко выбритый подбородок, глядя в окно, прощаясь на время с Вашингтоном.

— «Дальнейшее — молчанье». Таковы были предсмертные слова Гамлета.

Но Грант не собирался умирать. Он вез с собой заготовки к новой книге — книге об Уинстоне Беке.

На прощание он крепко сжал руку Эзре Левитану.

Когда самолет с Грантом взлетел, Эзра Дж. Левитан, помрачнев, направился к ближайшему телефону-автомату. Налившиеся свинцом ноги едва несли его. Подойдя к аппарату, он огляделся — поблизости никого не было. Опустив монету, набрал номер, который никогда не записывал, а сразу заучил наизусть.

— Хелло? — ответил знакомый голос.

— Я проводил его, — вполголоса произнес Левитан. — Он улетел в Нью-Йорк.

— Громче, пожалуйста, не слышу…

Левитан оглянулся: рев и вой реактивных двигателей взмыл и пошел на спад.