— Ты хочешь сказать, что он был на двадцать пять лет старше тебя?
Хелен рассмеялась.
— На двадцать шесть. Он всегда пытался приуменьшить нашу разницу в возрасте, чтобы не так шокировать народ.
— Неужели ты имеешь в виду, что у вас была связь?
— Ну да. И еще — что это была не просто жалкая похоть, которая имела место быть с сокурсниками, — они вечно думали, что раз у меня шрамы, то уломать меня будет совсем просто.
Литтел не удержался:
— Господи Иисусе.
Хелен махнула вилкой в его сторону:
— А вот теперь ты действительно расстроился; потому что где-то в глубине души ты все еще семинарист и произносишь имя Спасителя нашего всуе только тогда, когда и вправду нервничаешь.
Литтел глотнул бренди:
— Я собирался сказать: Господи Иисусе, неужто мы с Кемпером отбили у тебя охоту встречаться со сверстниками? Неужели ты всю свою молодость так и будешь гоняться за мужчинами средних лет?
— Слышал бы ты, как мы разговариваем между собой — Сьюзен, Клер и я.
— Хочешь сказать, моя дочь и ее лучшие подруги ругаются, как портовые грузчики?
— Нет, но мы уже не один год обсуждаем мужчин — мужчин вообще и вас с Кемпером в частности, — на случай, если у тебя хоть иногда горели уши.
— Ну, Кемпера я еще понимаю — он красивый и опасный.
— Ну да, и еще он — герой. Но жуткий бабник, и даже Клер это знает.
Хелен сжала его руки. Он почувствовал, как забилось его сердце. И тут ему пришла в голову безумная мысль… Господи Иисусе… твою мать!
Литтел снял очки.
— Не думаю, что Кемпер — такой уж герой. Я всегда считал, что герои — они по-настоящему добрые и щедрые.
— Звучит как эпиграмма.
— Эпиграмма и есть. Ее сочинил сенатор Джон Ф. Кеннеди.
— Значит, ты тоже в него влюбился? Говорят, он жуткий либерал.
— В кого я «влюбился», так это в его брата Роберта — вот кто настоящий герой.
Хелен ущипнула себя:
— В жизни не думала, что буду вести столь странные разговоры с другом семьи, который знал меня с тех пор, как погиб отец.
Эта мысль — Господи Иисусе.
— Я стану героем — для тебя.
Хелен сказала:
— Мы не можем позволить себе быть столь патетичными.
Он отвез ее в отель и поднял наверх ее чемоданы. На прощание Хелен поцеловала его в губы. Его очки зацепились за ее волосы и упали на пол.
Литтел приехал обратно в аэропорт Мидуэй и купил билет на рейс до Лос-Анджелеса и обратно; рейс отбывал в два часа ночи. Стюардесса обалдело воззрилась на его билет — обратный рейс отбывал через час после посадки.
Последняя порция бренди помогла уснуть. Он проснулся в жутком похмелье как раз тогда, когда самолет коснулся земли.
У него оставалось четырнадцать минут. Рейс 33 из Майами прибывал вовремя, к девятому выходу.
Литтел показал охраннику свой жетон и получил разрешение на проход на бетонированную площадку. Головная боль с похмелья начала усиливаться. Сновавшие вокруг грузчики с недоверием смотрели на него. Он и вправду походил на немолодого бродягу, который спал в одежде.
Самолет приземлился. Наземная команда подкатила трап.
Бондюран спускался из передней двери. Киллеры Джимми Хоффы летали первым классом.
Литтел подошел к нему. Сердце его бешено колотилось; ноги точно онемели. Голос его задрожал и сорвался на фальцет:
— Когда-нибудь я заставлю тебя заплатить. За Кирпаски и все остальное.
10.
(Лос-Анджелес, 14 декабря 1958 года)
Фредди оставил записку — подоткнув ее под «дворники» автомобиля. |