– Ну, все! Вообще – все!

    Кто-то, видать, основательно рассердил Данку своими мужскими притязаниями. Она со злости не ела салат, а пожирала.

    – Ты – ангел! – вдруг прочавкала она. И снова с головой нырнула в салат.

    Сережа уже выучился переводить с женского языка на мужской. Когда называют ангелом, прелестью, солнышком и прочими дореволюционными нежностями, – то просто-напросто благодарят за ту услугу, о которой через минуту попросят, чтобы ты, Боже упаси, не вздумал сходу отказать.

    В дверь звякнули.

    Данка вскочила из-за стола – и в руках ее оказался пистолет.

    – Убью! – решительно воскликнула она, не прожевав салата.

    Сережа неторопливо встал.

    – Не открывай! – потребовала Данка.

    – А если это ко мне?

    – К тебе? – видимо, эта мысль Данку удивила. Действительно, странно, что кто-то решил заглянуть в гости к хозяину берлоги в то время, как тут скрывается разъяренная женщина…

    Сережа открыл дверь – и понял, что Данка в какой-то мере была права.

    На пороге стояли два здоровых амбала.

    – Тут, что ли, привидение завелось, блин?

    – Ага, – сказал Сережа, поигрывая великолепно вылепленными грудными мышцами, прекрасно видными в дырки доисторической фуфайки. – Это я. Дальше что?

    – Блин! – изумленно воскликнул вдруг второй амбал. За Сережиной спиной он увидел нечто, поразившее его наповал.

    Первый проследил его взгляд.

    – Блин! – воскликнул и он.

    – Во, блин!

    – Ну, блин!

    – Ребятки, время позднее, блинная закрыта, – с тем Сережа всей накачанной массой двинулся на гостей. – На переучет. Привет.

    Гости, пятясь, вымелись, Сережа закрыл дверь и лишь тогда обернулся.

    Данка стояла в глубоком балетном плиэ, как бы сидя на незримом стуле, широко разведя колени и двумя руками держа свой огромный пистолет. Под прицелом она держала ту часть дверного проема, где могли бы возникнуть грудь или живот врага. И продолжала дожевывать салат.

    А то, что это место загородил сейчас Сережа, в расчет не принималось.

    – Положи игрушку, – как можно спокойнее попросил он.

    Данка выпрямилась, поставила пистолет на предохранитель и молча вернулась к тарелке со своей порцией салата.

    – Я с ума сойду, – вдруг пожаловалась она.

    Комментировать Сережа не стал. Воздержался. Хотя свое мнение на сей счет у него было. И однозначное.

    Напившись чаю, Данка вроде бы обрела рассудок.

    – Черт меня дернул за язык… – проворчала она. Сережа понял, что вот теперь ей уже не терпится рассказать все по порядку.

    – Ты говори, говори, – то ли попросил, а то ли посоветовал он.

    – А чего тут говорить! Погиб поэт, невольник чести! То есть я…

    – Кто – ты? Ты – поэт, или ты – невольник чести? – попытался уточнить Сережа.

    – Я – дура! Меня за деньги показывать нужно.