– Я – дура! Меня за деньги показывать нужно.

    Сережа вздохнул.

    – А в чем твоя дурость заключается?

    – Я дала слово чести. И весь город об этом знает!

    – Так…

    Сережа хотел спросить, когда была та радиопередача, или телепередача, или газетная статья, или все вместе, проинформировавшее город об этом событии, и сослаться на свое круглосуточное торчание в тренажерном зале, вдали от светских новостей. Но по Данкиному лицу понял, что язвить не стоит. Опять же, и пистолет… Пневматический, а бьет на сто восемь метров, если не врет инструкция, блин!…

    – Помнишь, как я дала слово? – спросила Данка. – Когда вы с Майкой приехали меня из петли вынимать?

    – Было дело, – искренне пытаясь вспомнить, подтвердил Сережа.

    – Я поклялась, что теперь выйду замуж за первого, кто сделает предложение, будь это хоть подзаборный алкоголик, хоть президент партии сексуальных меньшинств, хоть… хоть… ну, не знаю кто!

    – Я никому об этом не говорил! – в ужасе воскликнул Сережа. Ужас, впрочем, был какой-то подозрительный…

    – При чем тут ты?!!

    – Майка?…

    – Майка? – Данка призадумалась. – Ну, наверно, и она тоже.

    – А кто еще?

    – Да я, понимаешь, я! Я сама всем раззвонила! Ну и вот…

    – Посватался президент?

    – Хуже!

    Лицо у Данки сделалось такое, что Сережа осознал: лучше в петлю, чем под венец!

    И кто бы это мог быть?

    Данка смотрела на него так, будто Сережа не только знал этого человека, но и числил его на первом месте в списке смертельных врагов.

    – Ну? – с надеждой спросила Данка. – Еще не понял?

    – Понял… – ошарашенно произнес Сережа.

    В год своего знакомства с Майкой он застал как-то в Данкиной квартире человека, который вызвал у него резкое внутреннее сопротивление. Потом Майка с восторгом толковала, как Данка выставила это убоище и прокляла отныне и до веку. Затем в разговорах между подружками он фигурировал как образец всего того, чему в жизни порядочной женщины – не место. Да еще под кодовым наименованием – Убоище. Сережа полагал, что этот красавец давно уже пристроен, а о Данке и думать забыл.

    Оказалось – фиг вам. После позорного изгнания ему даже не потребовалось, в порядке зализывания ран, жениться на другой. Он был женат давно и выгодно. Жена приняла его, но, видно, где-то во внутреннем блокнотике поставила очередную галочку. Затем примерно совпали два эпохальных события – Данку бросил жених, а Убоище было брошено поумневшей женой. Но Данка-то осталась в своей квартире, вооруженная пневматическим пистолетом. А Убоище очнулось, сидя на чемодане.

    Заметавшись в поисках пристанища, оно и узнало про страшную Данкину клятву.

    К счастью, тот приятель, что разболтал о клятве Убоищу, позвонил Данке и предупредил, что к ней скоро приедут свататься. Жениха он не назвал, но это и не требовалось. Почуяв, откуда ветер дует, Данка собрала информацию – и поняла, что пора уносить ноги.

    У треклятого Убоища хватило бы подлости сделать предложение в присутствии большого количества народу – и Данка оказалась бы повязана по рукам и ногам.