– Смотри, как там волнуется вода… Увидишь, что сейчас будет, парень.

Из-за утеса выплыли два баркаса и направились вниз по течению к тяжело нагруженному баркасу.

Фламандец тихо выругался.

– Приготовиться к бою, – скомандовал капитан.

Парусный баркас с низкими бортами старался поближе к ним подобраться, очевидно, готовясь к абордажу. Тяжело груженное судно графа де Суйи могло маневрировать лишь с большим трудом. Сенред перевел взгляд на другой баркас, заполненный мужчинами всех возрастов, от седых стариков до безусых юнцов, лица которых ясно свидетельствовали о том, что их терзает жестокий голод и, чтобы завладеть продовольствием, они готовы безжалостно вырезать весь экипаж.

– Пираты! – Фламандец пытался оттолкнуть крючья, которые пираты стремились зацепить за скамьи, чтобы подтянуться поближе. – Эти дьяволы собираются идти на абордаж.

Через несколько мгновений им уже пришлось защищать свои жизни. Капитан баркаса, стоявший за штурвалом, повернул к берегу. Он знал, что их единственный шанс – высадиться и сражаться на суше.

Сенред не имел ни малейшего желания сражаться с голодными французами, не за этим он ехал в Париж. А ведь он был уже совсем недалеко от цели.

Как только баркас коснулся днищем прибрежной гальки, Сенред спрыгнул в воду. Обернувшись, он увидел, что экипаж пока еще сдерживает напор нападающих. Будь капитан поумнее, он откупился бы от этих несчастных, отдав им часть провизии, но Сенред знал, что этого не произойдет. Они будут сражаться, пока одна сторона не вырежет другую.

Он взбежал на прибрежный холм и, оглянувшись в последний раз, увидел лежащий на боку баркас и сражающихся противников. В следующий миг он бросился бежать прочь.

Аржантей располагался на берегу петляющей по долине Сены севернее Парижа. День выдался теплый. Вспотев от быстрого подъема по склону прибрежного холма, Сенред увидел широкую каштановую аллею и в самом ее конце – монастырь.

При виде монастыря его охватило какое-то зловещее предчувствие. Что-то было не так. У главных ворот, где в любое время дня толпилось много просящих подаяния, сейчас не было ни души. Перед воротами валялся фургон с отломанным колесом. Монастырь имел явно необитаемый вид.

Пробежав несколько последних шагов, Сенред очутился у дубовой двери, схватился за узловатую веревку и дернул ее, чтобы позвонить в колокол.

– Есть кто-нибудь? – закричал он. – Во имя Отца и Сына, откликнитесь!

Отзвонив, колокол замолчал, и наступила тишина. Только, кружась возле каштанов, щебетали какие-то птицы, да где-то в окрестных полях мычала корова. Сенред положил руки на деревянную дверь и прижался к ней головой.

«Монахини еще не могли покинуть обители, – подумал он. – Если судить по словам монаха, епископ должен получить разрешение на закрытие монастыря. А на это наверняка понадобятся многие месяцы».

Наконец зарешеченное окошко в двери открылось, и за железными прутьями показалось чье-то лицо.

– Монастырь закрыт, – сказал женский голос.

– Сестра. – Сенред попытался рассмотреть, кто именно стоит за решеткой, но прутья были расположены так, что заглянуть внутрь оказалось невозможно. Он только знал, что это не Элоиза, не ее голос. – Я хочу поговорить с аббатисой, – умоляюще произнес он. – Передайте ей, что ее хочет видеть Сенред. Она знает меня по нотр-дамским коллежам.

Это было единственное, что он мог придумать.

Голос сказал:

– Вы что, не слышали? Монастырь закрыт по велению епископа и аббата Сен-Дени.

Сенред изо всех сил трахнул кулаком по двери, и при всей своей прочности она задрожала. Женщина испуганно вскрикнула.

– Немедленно пойдите и приведите аббатису, или я сорву эту проклятую дверь с петель!

Тень по ту сторону исчезла.