– Кто будет говорить от имени этих людей? – спросила Констанс.

Управляющий показал на старого, плотно сбитого человека, который выступил вперед. Назвался он Торквином.

Иск касался линии между землями одного из ткачей и мельника. Вперед вышли ткач Гундар Заячья Лапа, прозванный так за свою искалеченную ногу, и деревенский мельник. За их спинами стояли около тридцати ткачей, внимательно слушавшие каждое слово.

Дело было решено быстро. Поселение составляло собственность замка, писарь тут же нашел и зачитал соответствующие записи в книгах. В них совершенно точно определялось, где проходит межевая линия. Гундар Заячья Лапа согласился заплатить мельнику за излишек земли, которым он пользовался. Стало быть, дело оказалось не таким уж и срочным. Констанс была в недоумении. Истцы по мелким делам обычно дожидались усадебного суда, который собирался весной, после Пасхи.

– Есть еще кое-что, – сказала Констанс писарю.

В зал вошел Жюльен Несклиф и занял место за дальним столом. Он улыбнулся ей. Как она и полагала, было и еще кое-что. Говоря от имени всей группы, Торквин попросил, чтобы ткачам разрешили закупать зерно на зиму в замке, тогда им не придется ездить на зерновой рынок в Рэксхеме.

Она тщательно обдумала это предложение. Ткачи, как и все местные жители, были уверены, что зима будет голодной и что только она может позаботиться о них. Если они будут закупать зерно в Рэксхеме, спекулянты пустят их по миру.

Констанс внимательно посмотрела на Торквина. Ткачи не пользовались симпатией вилланов. Они были ремесленниками, членами гильдии и как таковые держались обособленно. Говорили, что обычаи у них странные, что они встречаются и молятся в своих домах. В прошлом году у них были какие-то трения со священником. Наконец епископ Честерский велел объявить во всех приходских церквях, что те, кто не ходит к мессе, подлежат суровому осуждению.

Было также известно, что девушки ткачей выходят замуж поздно, уже за двадцать. Странный обычай. А когда у них рождаются дети, они долго кормят их грудью и все это время отказываются спать со своими мужьями.

Констанс на мгновение задумалась:

– У вас есть еще какое-то прошение?

В зале повисла напряженная тишина. Торквин оглянулся вокруг.

– У нас кое-какие нелады с рыцарями, миледи. – Когда она удивленно вскинула брови, он добавил: – Не со всеми, миледи, только с несколькими гарнизонными рыцарями.

Рыцари, которыми командовал констебль Лонспре, были не столь дисциплинированны, как рыцари Эверарда.

Перегнувшись вперед, Констанс поглядела на своего управляющего.

– До сих пор не было никаких неприятностей, – заверил он ее.

– Пока не было, миледи. – Ткач погладил бороду. – Но что поделать, если мы соблюдаем свои традиции? У нас не принято понуждать женщин к замужеству.

Управляющий негодующе фыркнул. Писарь уставился на него.

– Придержи свой глупый язык! – рявкнул де Жервиль. – Леди Констанс…

– Леди Констанс хочет только знать сущность нашего прошения.

Она с трудом удержалась от улыбки. Ткач был явно ошеломлен: никак не ожидал такой реакции на свои слова. Все ведь хорошо помнят, как выдавали замуж ее саму.

– Что вы хотели сказать? – спросила она.

Он заколебался. Стоявшие позади него молодые женщины потупились. Почти все они были высокого роста, хорошо сложены. Головы они кутали в платки, оставляя лица почти закрытыми. Прекрасные жены для тех, кто любит крепких и здоровых женщин.

– Мы не выдаем замуж наших женщин без свадьбы, – объяснил Торквин. – Если, конечно, не случается какое-нибудь стихийное бедствие или война.