Я старался не вспоминать о Треве, и иногда мне это удавалось. Я даже не знаю, как он выглядел, хотя вполне могу себе представить. Джейн редко упоминала о нем. И только в выпускном классе я начал понимать, что в их отношениях все было не так уж безоблачно.

Однажды Джейн пришла в школу с заплывшим глазом. Несколько раз я замечал синяки на ее предплечьях. Теперь я вспоминаю, что Джейн вообще редко обнажалась. Весной и осенью, когда выдавались погожие деньки, мы всем классом проводили перемены на школьном дворе, готовясь к урокам или просто греясь на солнце со стаканчиком кофе в руке. В отличие от остальных девчонок Джейн никогда не носила топы без рукавов и короткие юбки, а вечно ходила в футболке, джинсовке и длинных шелковистых юбках лилового, оранжевого или черного цвета. Оглядываясь назад, я удивляюсь, почему я не догадался раньше? В оправдание себе могу лишь заметить, что в те времена кроме Джейн я увлекался многими девушками, к тому же, пусть я никогда не видел тело Джейн обнаженным, осязал ее я достаточно часто.

Наши игры с годами становились все смелее и отчаяннее. Пять раз в неделю мы сидели за одной партой на уроках английского. Умножьте на час пятнадцать — столько времени мы вдыхали ароматы друг друга, а моя нога тесно прижималась к бедру Джейн. Самым волнующим было то, что предшествовало касанию: трепет в груди, напряжение, неизвестность. Дюйм за дюймом, неделя за неделей мы все больше становились пленниками этой привычки. Должно быть, со стороны мы иногда выглядели странно, и я до сих пор не понимаю, как мы умудрялись отвечать на вопросы о «Венецианском купце» или поэзии Гарди. Как бы то ни было, никто ничего не заподозрил, по крайней мере пока я не начал давать волю рукам.

Такое развитие событий кажется мне вполне естественным. Правой рукой я держал ручку, а левая покоилась на ткани, обтягивающей ногу Джейн Липскомб. Рука медленно сползала вниз, к обнаженному колену, гладила внутреннюю сторону бедра, и я чувствовал под кожей теплый ток крови. Выше и выше, лаская натянутые сухожилия и редкие волоски, и вот мой палец почти коснулся теплой и влажной хлопчатобумажной ткани трусиков. Внезапно Джейн громко и отчетливо поинтересовалась издевательски-невинным тоном: «Джеймс, что твоя рука делает у меня под юбкой?» Я смутился и резко отнял руку. Наши колени под столом разошлись. Как ни странно, это происшествие скоро забылось: большая часть одноклассников проигнорировала выпад Джейн и вернулась к своим занятиям, но я не мог простить ее так легко. До конца года на уроках английского я сидел рядом с Клэр Бадд. И совсем скоро ее нога нашла под партой мою.

Клэр — только пример других увлечений, из-за которых я оказался слеп к следам побоев на коже Джейн. В то время я мучительно переживал, что единственный среди приятелей еще не обзавелся подружкой (кстати, у Клэр тоже был друг). Помню, как я тяготился этим на вечеринках, как мечтал о жизни в новом месте, среди новых друзей. Я хотел уехать за границу. Однажды я поделился своей мечтой с Клэр, и она заметила, что тоже не отказалась бы пожить где-нибудь в Испании или Греции. Помню, какое разочарование испытал (хотя и не особенно удивился), когда Клэр объявила, что нашла работу в банке. Какие там велосипедные путешествия по Пелопоннесу! Клэр не пожелала даже закончить школу. Мои иллюзии рушились одна за другой. Реальность вытесняла мечты. Как легко и радостно мои приятели падали в объятия взрослой жизни, забывая о поэзии, политике и мечтах о свободе, которым мы предавались последние годы учебы. Теперь одиночество и непохожесть на других уже не казались мне проклятием. В отличие от сверстников я продаваться не собирался. Так легко я не сдамся.

Это решение окрепло во время учебной поездки в Корнуолл на Пасху. В группе было двенадцать человек. Учитель географии разбил нас на пары и вручил карты с отмеченным местом общего сбора.