|
Учитель географии разбил нас на пары и вручил карты с отмеченным местом общего сбора. Затем мы разошлись в разные стороны на равноудаленные точки местности. Мне выпало идти с Адамом Дрейкотом, и было немного не по себе. Из ребят в группе я знал его меньше всех, с остальными мы росли в одном пригороде. Отец Адама был безработным шахтером, мать — уборщицей, и Адам никогда не позволял себе пропустить с нами в пабе кружку пива. Я старался держаться с ним приветливо, но боюсь, мое дружелюбие изрядно отдавало снисходительностью, и Адам об этом догадывался.
Мы изучили карту и осмотрелись. Стояло раннее весеннее утро. На горизонте небо отливало желтовато-розовым, и еще виднелись кое-где последние звезды. С деревьев доносилось птичье пение. Узкая тропинка змеилась с севера на юг через поля, на которых паслись овцы и коровы. Посовещавшись несколько минут, мы решили пройти по ней с милю, а после срезать дорогу, свернув к западу. Пока шли, я мучительно раздумывал, с чего начать разговор. Когда мы с Адамом познакомились, я спросил его, что он думает о Тэтчер и шахтерских забастовках. Я полагал, что у сына безработного шахтера по этому вопросу должна быть жесткая позиция. Однако, к моему немалому удивлению, Адам только пожал плечами и заявил, что политикой не интересуется. Впоследствии у меня сложилось впечатление, что заинтересовать Адама не может ничто на свете. Встречаются такие пассивные и равнодушные ко всему ребята, ничем их не прошибешь. Внешне он напоминал бегуна на длинные дистанции: высокий, худой, мускулистый. С его вытянутым лицом и ранней лысиной Адама трудно было назвать красавцем, но, по крайней мере, он производил впечатление человека железного здоровья. Такие крепыши обычно совсем не меняются с возрастом. Мои воспоминания об этом утре сохранились в виде неподвижных образов. Фотоаппарат я забыл дома, у Адама его не было и в помине, поэтому образы эти вовсе не плагиат, хотя и очень похожи на моментальные снимки. Я навожу резкость — вот кошка нежится в солнечных лучах на каменной стене; у дороги стоят три полных молочных бидона; хорошенькая черноглазая школьница на автобусной остановке молча провожает нас взглядом — и я мысленно щелкаю затвором, навеки впечатывая эти образы в память. Помню еще, что чувствовал себя первооткрывателем неведомого мира. О чем именно мы тогда говорили, я забыл, но разговор вышел непринужденным и дружеским. Мы оба были захвачены красотой окружавшей нас местности. Пожалуй, впервые я видел на лице Адама что-то похожее на воодушевление. Кажется, я делился с ним своими планами путешествия вокруг Европы. Никаких проторенных туристических маршрутов! Я мечтал бродить нехожеными тропами, засыпать под звездами, переплывать реки и обмениваться приветствиями с незнакомцами за ранним завтраком в полупустых кафе… Я даже предложил Адаму отправиться путешествовать вместе со мной. В ответ Адам улыбнулся, но мы оба прекрасно знали, что это не для него. Так за разговорами мы шли по тропинке, а затем свернули направо. Однако поле вывело нас совсем не туда, куда мы намеревались выйти. Возможно, врала карта. Приходилось признать, что мы заблудились. День становился все жарче, мы взмокли, устали и проголодались. Вокруг не было ни домов, ни людей. Некоторое время мы беспомощно оглядывались по сторонам и тут увидели собачку, трусившую прямо к нам. Она остановилась и гавкнула. Мы решили поговорить с ней. — Эй, песик, не знаешь, как отсюда выбраться? — Гав! — Сюда? Или туда? — Гав! Гав! — Тогда, наверное, сюда? — Гав! — Ладно, уговорил. И ты с нами, песик? — Гав! И собака побежала впереди нас. Мы недоверчиво посмеялись, но через двадцать минут ходьбы по извилистой тропинке вышли к деревенскому пабу — месту общего сбора. Мы с Адамом изумленно переглянулись и зашли внутрь, горя желанием поведать одноклассникам удивительную историю, с нами приключившуюся. |
