…дочери Ланарка, которую звали Сара. Я употребляю прошедшее время, но отчаянно надеюсь, что она и ныне пребывает в здравии и благоденствии. Я молюсь, чтобы ей удалось излечиться от сердечной раны, нанесенной мной бездумно и неумышленно, и что когда-нибудь она простит или хотя бы забудет меня. Сара заслуживает большего, чем провести жизнь в мучениях по прихоти одного эгоистичного глупца.

К тому времени ей исполнилось семнадцать, а на вид еще меньше. Честное, открытое лицо — некрасивое, но миловидное, и ангельский характер. Сара прикладывала к моему лбу прохладную мокрую ткань и шептала: «Не тревожьтесь, это всего лишь дурной сон». Я полностью доверился ее заботам.

На следующей неделе мое состояние не улучшилось. Сара варила питательные бульоны и поила меня лекарствами; умывала, читала и утешала, когда кошмары возвращались; она неусыпно следила за мной и по моей просьбе рассказывала об отце и его приключениях. Доктора она боготворила. Стоит ли удивляться, что вскоре эта чистая, наивная душа без памяти в меня влюбилась? К стыду своему, должен признаться, что, одержимый собственной страстью, не замечал ее чувств.

Как я уже упомянул, несмотря на неустанные заботы Сары, состояние моего здоровья по-прежнему внушало опасения. Сара ухаживала за мной целый день, оставляя меня только на закате.

Как только она уходила, я вскакивал с постели, лихорадочно натягивал одежду и на ослабевших ногах мчался к Мейфэр. Там, под проливным дождем, на ледяном ветру я каждую ночь нес вахту напротив дома Анжелины. И каждое утро Сара изумлялась тому, что за ночь мне стало еще хуже. Решив, что меня мучает бессонница, она начала готовить успокаивающее питье. Я так ни разу и не пригубил его, но Сара об этом не догадывалась. Наконец, измучившись от беспокойства, она попросила отца позволить ей сидеть возле моей постели и ночью, но доктор Ланарк никогда бы не разрешил дочери такой вольности. Отныне я мог беспрепятственно потворствовать своей…

…одиннадцатого свет в ее комнате погас. Помню, я подумал, что обычно она ложится позднее. Как правило, до полуночи Анжелина читала (хотя это всего лишь мое предположение — с таким же успехом она могла вышивать). Я добросовестно занес время в блокнот. Меня беспокоило, что единственным доказательством событий той удивительной ночи оставались лишь мои воспоминания. На обитателей мерзкого притона надежды мало. Люди подобного сорта никогда добровольно не признаются в содеянном.

В половине первого парадная дверь отворилась, и фигура в капюшоне выскользнула наружу. При полной луне я узнал ее сразу. Я записал время в блокнот и, не оглядываясь, последовал за ней. Внутренний голос подсказывал мне, что у верной тени Анжелины есть и своя тень, но сейчас мне было не до нее.

Как и прежде, Анжелина миновала Мейфэр, свернула на Пиккадилли, пересекла Грин-парк и направилась к Пэлл-Мэлл. Мимо Чаринг-Кросс, Ковент-Гарден и дальше, по набережной. Я старался держаться хладнокровно, недрогнувшей рукой делая в блокноте пометки, но ты же понимаешь, читатель, как забилось мое сердце, когда я понял, что она направляется туда же, куда и в первую ночь! Меня обуревали противоречивые чувства: страх перед сводней и тем громилой (особенно после недавнего сна) и постыдное желание снова оказаться в той комнатушке наедине с Анжелиной. Смотреть, как она медленно приближается ко мне в своем черном кружевном белье, чувствовать, как ее волосы касаются моей кожи, видеть, как мягкие пяточки бесстрашно ступают по занозистому полу, и в этот раз сдержаться, не произнести вслух ее имени… Очевидно, эротические мечтания отвлекли меня, а возможно, Анжелина внезапно остановилась или замедлила шаг, но в следующее мгновение я оказался рядом — так близко, что почувствовал ее дыхание…

Глава 3

Проснулся я в странном месте.