— О, Мадлен, — воскликнул я, — вам придется искать слишком долго.
— Не переоценивайте себя, Амори, — засмеялась Мадлен, — и давайте продолжим.
— О, Боже мой, — продолжил я, — я могу добавить только два-три второстепенных желания; не покажется ли вам детским капризом, если я захочу, чтобы она тоже была из аристократической семьи?
— Вы совершенно правы, Амори, и мой отец, соединяющий в себе благородство происхождения и талант, мог бы изложить для подтверждения вашего желания (если он когда-либо услышит о нем) целую социальную теорию, к которой я присоединяюсь инстинктивно, не слишком ее понимая, я желаю выйти замуж за знатного человека.
— И, наконец, — сказал я, — хотя, Боже упаси! — я совсем не жаден, я бы хотел в интересах нашего морального равенства, чтобы избавить нас от неприятных мыслей, касающихся денег, чтобы моя избранница тоже была богата. Что вы думаете об этом, Мадлен?
— Вы правы, Амори, и хотя я совсем не думала об этом потому что моего состояния достаточно для двоих, я согласна с вами.
— Остается только узнать одно!
— Что?
— Когда я найду придуманную мной фею и полюблю ее, как узнать, любит ли она меня?
— Разве можно не полюбить вас, Амори?
— Как! Вы можете убедить меня в этом?
— Конечно, Амори, я отвечаю вместо нее. Но полюбит ли меня он?
— Он будет вас обожать, уверяю вас.
— Итак, — сказала Мадлен, — перейдем от фантазий к реальности, поищем вокруг нас, среди тех, кого мы знаем. Видите ли вы кого-нибудь, кто отвечает нашим требованиям, а я…
Она вдруг замолчала и покраснела.
Мы молча смотрели друг на друга, и истина начала проявляться в наших разгоряченных головах.
Я пристально смотрел в глаза Мадлен и повторял, как бы спрашивая самого себя:
— Любимая подруга, знакомая с детства…
— Друг, в сердце которого я могла бы читать, как в своем, — сказала Мадлен.
— Нежная, красивая, умная…
— Элегантный, щедрый, благородный…
— Богатая и знатная…
— Знатный и богатый…
— Но это ваши совершенства, Мадлен.
— Это ваши достоинства, Амори.
— О! — воскликнул я с бьющимся сердцем, — если бы такая женщина, как вы, полюбила меня!
— Бог мой! — сказала, бледнея, Мадлен. — Разве вы когда-нибудь думали обо мне!
— Мадлен!
— Амори!
— Я люблю вас, Мадлен!
— Амори, я люблю вас!
Небо и наши души просветлели при этом нежном восклицании, мы ясно прочли любовь в наших сердцах.
Я напрасно коснулся этих воспоминаний, Антуанетта, они приятны, но слишком терзают меня.
Ваше следующее письмо отправляйте в Кёльн. Я напишу вам оттуда.
Прощайте, сестра моя. Любите меня немного и жалейте.
Ваш брат Амори».
— Странно, — сказал Амори, запечатав письмо и мысленно перечитывая написанное, — среди всех знакомых женщин Антуанетта — теперь единственная в мире, которая отвечает моим прежним мечтам, если бы… если бы эти мечты не умерли вместе с Мадлен; Антуанетта — тоже подруга детства; нежная, красивая, умная, богатая и знатная.
— Правда, — добавил он меланхолично, — я не люблю Антуанетту, а она не любит меня.
XLI
Антуанетта — Амори
«5 ноября. |