Но все-таки мне ее немного жаль, — вздохнув, сказал Герольт. — Для изнеженной дочери купца эти испытания не из легких.
Левантиец не счел такую снисходительность уместной.
— Я сейчас вспомнил одну старую пословицу, хорошо известную у меня на родине: «Того, кто недоволен своим несчастьем, постигнет еще большее несчастье». Уверен, что и она придет к этой мысли, когда успокоится.
Тарик дал понять, что больше не считает нужным обсуждать это происшествие.
Его пророчество сбылось. Беатриса не решилась расстаться с рыцарями и смирилась с неизбежным. Она уложила прелестные наряды, которые в порту Зефира Магна ей и Элоизе купили их покровители, надела поношенную, грубую мужскую одежду и колючие чулки, зачесала волосы наверх и связала их узлом, чтобы они не выбивались из-под шляпы и, кривясь от отвращения, измазала лицо грязью. Ее наряд завершила огромная черная шерстяная шаль, усыпанная прорехами. Она должна была не только защитить Беатрису от промозглой погоды, но и прикрыть ее лицо.
Худенькая Элоиза в своем костюме походила на мальчика. Она выглядела как уличный или крестьянский парнишка и украдкой радовалась этому маскараду.
— Святой Франциск, какие роскошные нищие будут нас сопровождать, — весело, но тихо сказал друзьям шотландец, когда впервые увидел переодетых барышень.
Рыцари и сестры оставались на корабле в течение еще нескольких часов. Если за «Марией Селестой» следил шпион, он должен был решить, что эти пассажиры не собираются выходить в Марселе, а намерены продолжить свое путешествие. По этой же причине Тарик и Герольт не подогнали карету прямо к пристани, а оставили ее в конюшне при гостинице, находившейся в нескольких улицах от прилегавшего к порту квартала.
Они покинули корабль лишь перед наступлением ночи. Перед этим рыцари сообщили сестрам, что во время путешествия им придется носить мужские имена.
— Имена «Беатриса» и «Элоиза» не должны произноситься там, где мы не будем находиться одни, — строго сказал им Герольт.
— Как же прикажете вас называть? — с фальшивой бодростью в голосе спросил Мак-Айвор.
— Я хотела бы носить имя Гектор, — выпалила Элоиза. Сдвинув шляпу на затылок, она дерзко взглянула на шотландца.
— Гектор? Ну что ж, вполне подходящее имя для такого храброго ребенка, — подмигнул ей Мак-Айвор.
— А вы, Беатриса? Пожалуйста, выбирайте, потому что нам уже пора уходить, — потребовал Герольт.
Девушка помедлила с ответом, а затем смущенно произнесла:
— Гюстав. В честь нашего покойного отца.
Мак-Айвор довольно хлопнул в ладоши, будто не замечая, что Беатриса все еще продолжает на них сердиться.
— Гюстав и Гектор. Прекрасно!
— Подождите. Это еще не все, — остановил его Герольт.
— Что же еще? — подозрительно спросила Беатриса.
— В дороге вам придется молчать.
Девушка удивленно посмотрела на немца.
— Вы хотите, чтобы мы онемели на все время пути?
— Нет. Вы должны будете молчать только на постоялых дворах и в других местах, где окажутся посторонние люди, — пояснил Герольт. — Хотя вы и переоделись, по вашим голосам сразу станет понятно, кто вы такие. Поэтому, если нас спросят о причине вашей немоты, мы будем отвечать, что вы дали обет молчания. Но когда мы будем вдали от посторонних, вы, конечно, сможете говорить, сколько захотите.
— А вы сами не находите странным, что паломники поедут в карете? — спросила Беатриса.
— Вы страшно натерли ноги и нуждаетесь в отдыхе. Для паломников в этом нет ничего необычного.
Беатриса издала страдальческий вздох. |