— Вот зануда, — сказал я (на флукском, само собой).

— Ага, — сказала она. — Ваш брат кого угодно достанет своей логичностью. Кстати. Ты видел чертёж?

— Чего?

— Тут его кучу времени обсуждали.

Я нырнул к ней под одеяло. Корд уже научилась увеличивать фрагменты. Она выбрала одну из граней, потом растянула её так, что весь экран заняло примерно такое изображение, только более смазанное и зернистое:

— Ничего себе! — Я снова уменьшил изображение, чтобы понять, где находится чертёж. Он располагался на грани икосаэдра, прилегающей к той, которую мы определили как носовую.

Если корпус корабля состоял из гравия, укреплённого какой-то сеткой, то чертёж был, наподобие мозаики, выложен более тёмными камнями. Можно представить, сколько на него ушло времени и труда!

— Это их эмблема. — Я всего лишь высказал догадку, но никто не возразил. Я снова увеличил изображение и всмотрелся в линии. Передо мной, несомненно, был чертёж — почти наверняка доказательство теоремы Адрахонеса. Такие задачи дают фидам. Я принялся вычленять треугольники, отыскивать прямые углы и другие элементы, на которых можно выстроить доказательство, почти как если бы сидел в калькории и старался найти ответ быстрее Джезри. Любой фид Орифенского храма наверняка бы уже справился, но я изрядно подзабыл планиметрию...

«Минуточку!» — постоянно твердил какой-то внутренний голос.

Я вынырнул из-под одеяла — на этот раз осторожно, чтобы не ослепить Корд.

— Просто жуть, — выговорил я.

— Вот и Лио так же сказал! — крикнул Роск.

— Почему вам кажется, что это жуть? — спросила Корд.

— Пожалуйста, дайте определение часто употребляемому флукскому слову «жуть», — сказал фраа Джад.

Я попытался объяснить тысячелетнику, когда мы говорим «жуть», но орт не очень годится для описания примитивных эмоциональных состояний.

— Интуитивное ощущение сверхъестественного, — предположил фраа Джад, — соединённое с чувством ужаса.

— «Ужас» тут немножко слишком сильное слово, но вообще да.

Теперь надо было ответить на вопрос Корд. Я сделал несколько заходов, и все неудачные. Наконец, поймав на себе взгляд Самманна, я сообразил:

— Самманн — специалист по информации. Общение для него — передача серии знаков.

— Таких, как буквы на амортизаторе? — спросила Корд.

— Вот именно, — сказал я. — Но поскольку у Двоюродных другие буквы и другой язык, любое их сообщение покажется нам шифром. Нам придётся его расшифровать и перевести на свой язык. Двоюродные решили...

— Обойтись без языка, — подсказал Самманн, уставший слушать, как я барахтаюсь.

— Точно! И перешли прямиком к этой картинке.

— Ты думаешь, её поместили туда для нас? — спросила Корд.

— А зачем ещё наносить что-то на внешнюю  сторону корабля? Они хотели отметить себя чем-то для нас понятным. И вот тут-то и жуть: они заранее знали, что это мы поймём.

— Я вот не понимаю, — сказала Корд.

— Пока  не понимаешь. Но ты знаешь, что это. И мы можем объяснить тебе, что тут изображено, гораздо быстрее, чем расшифровать инопланетный язык. Мне кажется, фраа Джад уже во всём разобрался.

Чуть раньше я заметил у него на коленях листок с чертежом и выкладками, которые он сделал, разбирая логику доказательства.

Логика. Доказательство.  У Двоюродных они есть — такие же, как у нас.

В смысле — у нас, живущих в концентах.

Инаки с атомными бомбами!

Бороздящие космос в конценте на атомной тяге, чтобы вступить в контакт со своими собратьями на других планетах.