— Ты инак, — были его первые слова.

— Да.

— У тебя ещё что-нибудь в твоём волшебном мешке есть? Потому что моя верёвка там, с этими двумя гытосами. — Он похлопал по петле на поясе — с неё свешивался обрывок длиною примерно в фут. Как раз на таком расстоянии можно обрезать верёвку в минуту паники... или по расчёту.

— Я подумал, возможно, ты её обрезал. — Не знаю, почему я это сказал. Наверное, по дурацкой иначеской привычке констатировать факты.

— Возможно.

Некоторое время мы глядели друг на друга. Мне подумалось, что Бражж удивительно рационален — рациональнее многих инаков. Подобно Крейду, Корд или мастеру Кину, он мог бы стать инаком, но не стал. Чувство собственной исключительности сделало его крайне расчётливым и безжалостным.

— Допустим, тебе плевать, погибну я или нет, — сказал я. — Допустим, ты действуешь из чистого эгоизма. Ты не дал нам погибнуть, взял нас с собой, привязал к себе верёвкой, зная, что если ты упадёшь в трещину, мы попытаемся тебя спасти. Когда упал один из нас, ты в ту же секунду перерезал верёвку, чтобы спастись самому. В трещину ты заглянул из чистого любопытства. Увидел мою сферу. Теперь ты знаешь, что я инак. Твоё решение?

Бражжа мои слова слегка позабавили. Он редко слышал, как умные люди связно излагают ситуацию, и теперь смаковал новое ощущение. С минуту он глядел вниз по склону, обдумывая мой вопрос. Потом снова повернулся ко мне.

— Шевельни ногами, — сказал он.

Я шевельнул.

— Руками.

Я шевельнул руками.

— От этих гытосов больше мороки, чем пользы, — сказал Бражж.

— «Гытосы» — это какая-то негативная этнозависимая характеристика Ларо и Дага?

— Этнозависимая характеристика? О да, этнозависимая характеристика, — с издёвкой повторил Бражж. — Гытосы хороши в земле ковыряться. Здесь от них один вред. А вот ты можешь помочь мне добраться до порта. Как ты отсюда вылезешь?

На протяжении трёх тысяч семисот лет нам запрещалось владеть чем-либо кроме стлы, хорды и сферы. Полки книг исписаны историями о том, как инаки, попав в трудную ситуацию, нашли им неординарное применение. У некоторых приёмов есть названия. Храповик светителя Аблавана. Снасть Рамгада. Ленивый фраа. Я по ним не спец, но в детстве мы с Джезри листали такие книжки и практиковались в некоторых приёмах просто из интереса.

Стлы и хорды сделаны из одного материала: волокон, которые могут сворачиваться в тугую спираль, становясь короткими, плотными и упругими, либо распрямляться в тонкую неэластичную нить. Зимой мы приказываем волокнам стлы сжаться: она становится короче, зато теплее за счёт воздуха в спиралях. Летом мы носим стлы длинными и тонкими. Точно так же хорда может превращаться в короткий канат или длинный шнурок.

Я раздул сферу до размеров головы, обмотал её стлой и обвязал хордой, затем вновь увеличил сферу, позволив стле расширяться вместе с ней. Сфера заняла всю ширину трещины: она могла двигаться вверх, но не могла упасть. Я немного протолкнул сферу вверх и снова раздул. Так я раздувал и проталкивал, раздувал и проталкивал по несколько дюймов за раз. Стенки были неровные, так что на самом деле это было сложнее, чем получается в рассказе. Однако постепенно я приноровился.

— Держу! — крикнул Бражж. Сфера, скребя по стенкам трещины, двинулась от меня. Мгновение я в панике ловил болтающийся конец хорды. Дальше я пропускал его через кулак, пока Бражж вытаскивал сферу из трещины. Теперь нас с ним соединяла хорда. Бражж вогнал нож в лёд и привязал хорду к рукояти — по крайней мере, так он мне сказал.

Мне не хотелось отвязываться от салазок, Ларо и Дага, но другого выхода не было.