Я снова прыснул. В последнее время я периодически замечал, что от меня воняет. Но не в стлу же мне было переодеваться!
— У меня больше одежды, чем мне необходимо, и я охотно уделю тебе часть, — продолжал незнакомец.
Он говорил странно. Псевдограмотные миряне покупают в магазинах готовые письма с красивыми картинками, отпечатанные машинами на плотной бумаге, и отправляют их друг другу в качестве эмоционального жеста. Эти письма пишутся ходульным языком, на котором в жизни никто не говорит. Кроме человека, который сейчас стоял передо мной.
Он продолжил:
— Я ничего не прошу взамен, но буду очень рад, если ты пойдёшь со мной на служение — после того, как переоденешься.
Всё стало ясно. Незнакомец обращал меня в свою веру. Он посмотрел на меня и решил, что я окончательно сломлен — готов к тому, чтобы обратиться.
Делать мне было нечего, и к тому же явно не мешало ближе познакомиться с мирскими порядками. Поэтому я выбросил вонючую одежду и термокостюм, помылся как мог, стоя перед раковиной, надел странно пахнущую одежду незнакомца и пошёл туда, где собиралась его скиния. Там было жарко и тесно: в каюту набились человек двадцать верующих и магистр — сухощавый дядька по имени Сарк, который, видимо, всю жизнь проводил на кораблях, проповедуя рыбакам и матросам.
Это были кедепты — члены келкской, или треугольной скинии. Их религия очень не походила на ту, которую исповедовал Ганелиал Крейд. Её создал примерно две тысячи лет назад некий талантливый пророк — видимо, человек редкой скромности, потому что о нём самом ничего не известно и культа его нет. Подобно многим скиниям, келкс бесконечно дробилась, как те льдины, по которым я недавно шёл. Однако все её секты и направления сходились в том, что есть другой мир — больше и даже в какой-то мере реальней нашего. В том мире грабитель напал на семью: убил отца, изнасиловал и убил мать, а дочь взял в заложницы. Позже, уходя от преследователей, он её задушил, но всё равно был схвачен и долгое время («половину жизни») провёл в тюрьме, ожидая очереди предстать перед магистратом. На суде разбойник признал свою вину. Магистрат спросил, может ли тот назвать хоть одну причину, по которой его следует пощадить. Осуждённый сказал, что такая причина есть — он додумался до неё за годы в тюрьме. Размышляя о своих злодеяниях, он постоянно вспоминал невинно убиенную девушку, которая столько всего могла совершить, а теперь не совершит. Ибо любая душа, сказал Осуждённый, способна породить целый мир, такой же большой и многообразный, как тот, в котором живут они с Магистратом. Но если утверждение справедливо для Невинной, то оно справедливо и для Осуждённого, а значит, его — и вообще любого человека — нельзя казнить.
Магистрат не поверил, что Осуждённый и впрямь может создать целый мир. Тогда Осуждённый начал рассказывать о мире, который он придумал, о деяниях вымышленных богов, царей и героев. Рассказ продолжался до вечера, поэтому Магистрат продлил заседание суда ещё на день. Однако он предупредил Осуждённого, что участь его по-прежнему не решена, потому что войн, жестокости и преступлений в выдуманном мире не меньше, чем в настоящем. Осуждённый избежит казни, только если вымысел окажется этого достоин. Если на завтрашнем заседании нестроения в его мире не разрешатся к всеобщему удовольствию, на закате Осуждённого казнят.
На следующем заседании Осуждённый постарался выправить положение в своём мире и отчасти преуспел, но по ходу дела породил новые горести и ввёл персонажей столь же нравственно неоднозначных, что и в первый день. Магистр не нашёл достаточных оснований для его казни, поэтому суд продолжился на третий день, на четвёртый и так далее.
Мир, в котором живём я, Джезри, Лио, Арсибальт, Ороло и Джад, Ала, Тулия, Корд и все остальные, — тот самый мир, что день за днём создаётся в голове Осужденного. Рано или поздно всё завершится окончательным вердиктом Магистрата. |