— Мне подумалось, — сказал Арсибальт, когда мы с ним оба проснулись и вышли из келий, — у нас ведь такого нет.

— «Мы» в данном случае означает?..

— Современный, постреконструкционный матический мир.

— А «такое»?

Он развёл руками и огляделся, словно говоря: «Ты что, ослеп»?

Мы стояли у стола в нише на первом этаже: одной стороной она открывалась в клуатр. Пол клуатра покрывали тысячи одинаковых серпообразных плиток, с машинной точностью уложенных в неповторяющийся спиральный орнамент, при одном взгляде на который у меня закружилась голова. Я повернулся спиной к мозаике и взглянул на стол, где лежал каравай хлеба, такой тёплый, что от его края поднимался пар: Арсибальт, большой любитель горбушек, уже отломил с одного боку хрустящую корочку. Каравай состоял из нескольких жгутов теста, сплетённых в узор, который наверняка имел большое значение для теорики узлов и носил имя какого-нибудь эльхазгского светителя.

— У нас нет ничего настолько древнего. Это... это фантастика, — продолжал Арсибальт с набитым ртом.

— Наверное, есть разные способы остаться нерушимыми, — сказал я, отламывая хлеб и садясь за стол (разумеется, невероятно древний и украшенный мозаикой из экзотических пород дерева). — Можно просто перестать быть матиком.

— И таким образом избежать разорений.

— Верно.

— Но какого рода общность может владеть чем-то на протяжении четырёх тысяч лет?

— Этот же вопрос я задавал себе на Экбе.

— Тогда ты думаешь над ним дольше меня, фраа Эразмас.

— Можно сказать и так.

— И что же ты надумал?

Я, оттягивая ответ, жевал хлеб — возможно, самый вкусный в моей жизни.

— Мне это безразлично, — сказал я наконец. — Меня не интересует устав, схема организации, финансовое состояние и нудная история Преемства.

Арсибальт ужаснулся.

— Но разве тебя это не изумляет?

— Изумляет, — признал я. — В том-то и беда. Я доизумлялся до того, что больше не могу. Мне надо выбрать максимум два повода для изумления.

— Могу предложить один, — сказал Самманн. Он вошёл в клуатр из прилегающего дворика (где, видимо, был доступ в авосеть), сел рядом со мной и положил на стол жужулу. На экране были те самые вычисления, которые я заметил ещё в воздухолёте.

— Хронология, — сказал Самманн. — По словам Жюля, «Дабан Урнуд» отправился в первый межкосмический перелёт восемьсот восемьдесят пять с половиной лет назад.

— Чьих лет? — спросил Джезри, сбегая по ступеням своей кельи на аромат горячего хлеба. Он, как борец, схватился с караваем и оторвал кусок.

— В этом-то, разумеется, и вопрос, — улыбнулся Самманн.

Арсибальт заметил на буфете графин и принялся разливать воду в глиняные стаканчики, украшенные геометрическим орнаментом.

— Если урнудский год примерно соответствует нашему, то это большой срок, — сказал я. — Спасибо, фраа Арсибальт.