-  Игвильяу… - занудила девка в сотый раз.

    -  Ты в России, сучка! - рявкнул Сигизмунд. - Тут тебе не Ээсти, поняла? Не хер свои права сраные качать! По-нашему говори!

    Однако говорить по-нашему девка наотрез отказывалась. И даже то обстоятельство, что находилась она в России, на нее не действовало.

    Неожиданно зазвонил телефон. Быстро же его, Моржа, вычислили. Ай да бугор! Ай да крутой! Кому еще среди ночи звонить, как не ему?

    Сигизмунд сорвал трубку и лихо гаркнул:

    -  Морж у аппарата!

    Это была его любимая шутка. Друзья знали, а незнакомые шугались.

    -  Витю можно? - нерешительно проговорил девичий голосок.

    -  Передачу, девка, готовь. Сел твой Витя, - низким, нарочито-замогильным голосом мстительно сказал Сигизмунд и досадливо брякнул трубку.

    Вздумала по ночам звонить, парням досаждать! Да еще не туда попадать, когда звонка ждешь! Ну, народ! Раздолбаи, одно слово. Пальцем в нужную цифру ткнуть не могут, обязательно промахнутся. Как только трахаются? Тоже, небось, не с первого раза попадают.

    Когда Сигизмунд вернулся в комнату, первое, что он увидел, была большая лужа на полу. Пес, завидев хозяина, застучал хвостом. Девка лежала на тахте, воротила рожу. Гримасу брезгливую состроила. Кобели русские ей не нравятся! А кто ее сюда звал? Сидела бы себе за Нарвой и бед не ведала…

    Обычно кобель, напустив лужу - а с ним такое случалось - вел себя немного иначе. Хозяина встречал, лежа на брюхе, и заранее щурился, ожидая побоев. Хвостом мел, чуть что - брюхо голое показывал: у собак лежачего не бьют. Это вам не люди.

    -  Та-ак, - грозно и с растяжкой начал Сигизмунд. - Вот, значит, ка-ак… А гуляли мы зачем? За кошками гоняться? Та-ак…

    Кобель с готовностью пресмыкнулся. Вот ведь холуй.

    Сигизмунд пошел за тряпкой. Подтер пол. Вымыл руки. Вернулся к пленной наркоманке. И только тут увидел, что подол у нее мокрый.

    У себя дома, значит, мостовые с мылом…

    Тут Сигизмунд сжал кулаки.

    -  Твоим денег не хватит, гнида, за тебя откупиться! Поняла?! Ты че, думаешь, раз русский - так и гадить можно? Ты у меня…

    Девка вдруг начала краснеть. В глазах появилась ненависть. Совсем бешеными они стали. И заорала что-то в ответ. Поняла, видать. Долго орала. Замолчит, а после снова принимается.

    И визгливо так, истерично.

    И не по-эстонски она орала. Интонации другие. И не по-фински. Но все равно чудь белоглазая. Явно по-прибалтийски орет. Вон свистящих сколько.

    А девка так надсаживалась - аж на тахте подпрыгивала. Чаще всего повторялось слово «двала».

    Тут Сигизмунда осенило.

    -  Тебя что, Двала зовут? - Он оборвал ее гневную тираду. Ткнул в нее пальцем. - Ты, Двала!

    Она окончательно рассвирепела. Замолчала, сопеть стала. Зенки белесые таращить. А Сигизмунд успокоился. Есть контакт!

    -  А что, - рассудил он, - красивое имя. Двала. А я - Сигизмунд. - Он ударил кулаком себя в грудь. И еще: - Сигизмунд - Двала, Сигизмунд - Двала…

    До девки, вроде, что-то дошло. Пробилось, видать, в ее мультипликационный мир искусственных грез.

    -  Сигисмундс, - повторила она. - Харья Сигисмундс… Игхайта лант'хильд йахнидвала…

    -  Я те дам - «харя»! - обиделся Сигизмунд.