— Вы точно поедете в театр? — сказал он, стараясь не смотреть на нее.

— Отчего же вы так испуганно спрашиваете? — вновь оскорбленная тем, что он не смотрел на нее, сказала она. — Отчего же мне не ехать?

Она как будто не понимала значения его слов.

— Разумеется, нет никакой причины, — нахмурившись, сказал он.

— Вот это самое я и говорю, — сказала она, умышленно не понимая иронии его тона и спокойно заворачивая длинную душистую перчатку.

— Анна, ради бога! Что с вами? — сказал он, будя ее, точно так же, как говорил ей когда-то ее муж.

— Я не понимаю, о чем вы спрашиваете.

— Вы знаете, что нельзя ехать.

— Отчего? Я поеду не одна. Княжна Варвара поехала одеваться, она поедет со мной.

Он пожал плечами с видом недоумения и отчаяния.

— Но разве вы не знаете… — начал было он.

— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если бы опять то же, сначала, то было бы то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне все равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего же ты не смотришь на меня?

Он посмотрел на нее. Он видел всю красоту ее лица и наряда, выгодно подчеркнутого нежным жемчужным свечением Андроида. Но теперь именно красота и элегантность ее были то самое, что раздражало его.

— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не ездить, умоляю вас, — сказал он опять по-французски с нежностью в голосе, но с холодностью во взгляде.

Она не слышала слов, но видела холодность взгляда и с раздражением отвечала:

— А я прошу вас объявить, почему я не должна ехать.

— Потому что… потому что… — он замялся, а затем схватился за объяснение, которое не было истинной причиной его нежелания, но которое тем не менее было веской причиной для того, чтобы не ехать: — Потому, что вы не можете быть там с Андроидом Карениной! Прогулки на публике с роботом-компаньоном — прекрасный повод для вашего мужа и его приспешников забрать его, чтобы подвергнуть нелепой корректировке!

— Это риск, на который я готова пойти, — сказала она, исполненная ненавистью к Вронскому, к Алексею Александровичу, ко всей этой унизительной ситуации.

Она не проклинала и всем сердцем любила только своего Андроида. Повернувшись к роботу, Каренина с нежностью произнесла:

— Это риск, на который мы готовы пойти. Не правда ли, моя дорогая?

В ответ робот с нежностью подмигнул своей хозяйке и следом за ней отправился в Громкий Голос XIV.

Глава 18

Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «В этом наряде, с известной всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но и бросить вызов свету, то есть навсегда отречься от него».

Чего не мог понять Вронский, так это того, что опасения эти потеряли уже всякий смысл. После вечера, проведенного в Громком Голосе XIV, вечера, который надолго запомнится россиянам принесенными слезами и страданием, он поймет гораздо больше.

Оставшись один после отъезда Анны, Вронский встал со стула и принялся ходить по комнате.

— Да нынче что? Четвертый абонемент… — Лупо громко гавкнул, наклонил голову и четырежды провел когтем правой лапы по тяжелому деревянному паркету.