— Да, пожалеть ее. Если бы ты ее видел, как я, — я провел всю зиму с нею, — ты бы сжалился над нею. Положение ее ужасно, именно ужасно.

— Мне казалось, — отвечал Алексей Александрович более тонким, почти визгливым голосом, — что Анна Аркадьевна имеет все то, чего она сама хотела. Я позволил им вернуться… позволил им беспрепятственно продолжать… — тут его голос изменился, вновь превратившись во все возрастающий гулкий рев.

И ВСЕ ЖЕ ОНИ ПРИСЛАЛИ ЭТОГО ЧЕРВЯКА, ЭТО КОРЧАЩЕЕСЯ ПОДОБИЕ ЧЕЛОВЕКА, ПРОСИТЬ О СНИСХОЖДЕНИИ! О ПРОЩЕНИИ!

Каренин откинул голову и засмеялся высоким, резким смехом.

ВОТ МОЙ ОТВЕТ. СКАЖИ ИМ, ЧТО ОНИ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ. СКАЖИ ИМ, ЧТО Я ОБЛАДАЮ СИЛОЙ УБИТЬ ИХ, КОГДА МНЕ ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ, И ЭТО МОЕ НАМЕРЕНИЕ. СКАЖИ ИМ, ЧТО ОНИ МОГУТ БЕЖАТЬ, ЕСЛИ ЗАХОТЯТ, ПРЯТАТЬСЯ, ЕСЛИ СМОГУТ, НО Я ВСЕ РАВНО УНИЧТОЖУ ИХ.

— Ах, Алексей Александрович, ради бога, не будем делать рекриминаций! — ответил Стива несколько слабее.

Он бросил взгляд на дверь, решив, что нужно убраться, прежде чем разговор продолжиться; но ему действительно очень нужно было это место в комитете.

— Думаю, что время уже упущено, — сказал Каренин своим обычным, человеческим голосом. — А, замечательно! Прибыл гость. Левитский!

В комнату вновь вошел Солдатик, удерживая за дрожащий локоть маленького, полного человека с кипой рыжих кудрявых волос, покрытых смятой шляпой в английском стиле.

— Я… я…

— Человек, поклонись Царю.

Степан Аркадьич был снова поражен. Он никогда не слыхал за всю свою жизнь, чтобы кто-то использовал древнее, почтительное «Царь», и он также знал, что ни его отец, ни его дед не произносили его: этого не было с того момента, как начался Век Грозниума, и к власти пришло Министерство Робототехники и Государственного Управления.

Каренин принял непривычный титул как должное, сделав повелительное движение рукой, когда Левицкий поклонился ему.

— Алексей? — решился Облонский.

— Я думал, что дело это кончено. И считаю его оконченным, — ответил Алексей Александрович спокойно, но дверь в комнату с шумом распахнулась и тут же захлопнулась без чьей-либо помощи, а витраж в окне неожиданно взорвался, разлетевшись на тысячи мелких осколков.

— Но, ради бога, не горячись, — сказал Степан Аркадьич, дотрагиваясь до коленки зятя, но тут же одернул руку обратно, испугавшись металлического холода тела другого человека; но осталось ли в нем что-либо человеческое?

— Господин? Господин? — начал испуганный Левитский, но Солдатик быстро успокоил его ударом сапога в живот.

Алексей Александрович встал с кресла и поднял сияющий палец, словно бы рассматривая его в солнечном свете.

Облонский нервно сглотнул.

— Жизнь Анны Аркадьевны не может интересовать меня, — сказал вдруг Алексей Александрович, поднимая брови.

— Открой глаза! — гаркнул Солдатик на Левитского.

— Нет… пожалуйста…

— Открой!

— Теперь меня интересует только жизнь народа, — продолжил Каренин, пересекая комнату и приближаясь к Левитскому, в то время как Солдатик схватил его за подбородок, чтобы зафиксировать. — Моя цель — защитить народ. Вот мое видение проблемы.

Он поднял свой палец с красным кончиком к глазам журналиста, и Степан Аркадьич выбежал из комнаты.

Глава 11

Для того чтобы предпринять что-нибудь в семейной жизни, необходимы или совершенный раздор между супругами, или любовное согласие. Когда же отношения супругов неопределенны и нет ни того, ни другого, никакое дело не может быть предпринято.