— Может быть, — сказал Степан Аркадьич. — Что-то мне показалось такое вчера. Да, если он рано уехал и был еще не в духе, то это так… Он так давно влюблен, и мне его очень жаль.

— Вот как!.. Я думаю, впрочем, что она может рассчитывать на лучшую партию, — сказал Вронский, выпрямив грудь. — Впрочем, я его не знаю, — прибавил он. — Да, это тяжелое положение! От этого-то большинство и предпочитает знаться с II/Кларами/X14. Там неудача доказывает только, что у тебя недостало денег, а здесь — твое достоинство на весах. Однако вот и Грав.

Платформа задрожала, над магнитным ложем засверкали электрические разряды, и огромный парящий состав величественно вплыл на станцию. Показалась строгая фигура заиндевелого II/Машиниста/L42; а за тендером, все тише и тише потрясая платформу, проплыл вагон с багажом и с визжавшею собакой; наконец, подрагивая пред остановкой, подошли пассажирские вагоны, продолжавшие еще три минуты вибрировать после выключения всех программ.

Соскочил II/Кондуктор/FF9, на ходу давая свисток из своего скошенного отверстия в грозниевом корпусе. Вслед за ним стали по одному сходить нетерпеливые пассажиры: офицер Пограничных Войск в своей серебряной униформе, держась прямо и строго оглядываясь; вертлявый купчик с сумкой II класса, весело улыбаясь; насвистывающий неясную мелодию мужик с мешком через плечо.

Вронский, стоя рядом с Облонским, оглядывал вагоны и выходивших и совершенно забыл о матери. То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели. Он нагнулся, чтобы погладить острую шерсть Лупо. Выпрямился и положил руку на рукоятку огненного хлыста: он чувствовал себя победителем.

— Графиня Вронская в этом отделении, — сказал офицер Пограничных Войск, подходя к Вронскому.

Слова офицера разбудили его и заставили вспомнить о матери и предстоящем свидании с ней.

Глава 15

Вронский пошел за офицером в вагон и при входе в отделение остановился, чтобы дать дорогу выходившей даме, сопровождаемой высоким элегантным роботом III класса. Лупо вдруг повел себя странно: сощурил глаза и глухо зарычал. Алексей Кириллович, ужаснувшись нанесенному оскорблению, жестом велел ему замолчать и отступил на шаг, пропуская даму и ее робота. Но все на мгновение будто застыли: Вронский со склоненной головой, сидящий Лупо, незнакомка с ее удивительным роботом, величественно возвышавшимся в дверном проеме.

С привычным тактом светского человека, по одному взгляду на внешность этой дамы, Вронский определил ее принадлежность к высшему свету. Наконец дама с роботом вышли, и Вронский пошел было в вагон, но почувствовал необходимость еще раз взглянуть на нее — не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые видны были во всей ее фигуре, но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо него, было что-то особенно ласковое и нежное. Когда он оглянулся, она тоже повернула голову. Блестящие, казавшиеся темными от густых ресниц, серые глаза дружелюбно, внимательно остановились на его лице, как будто она признавала его, и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то. В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживленность, которая играла в ее лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшею ее румяные губы. Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке. Она потушила умышленно свет в глазах, но он светился против ее воли в чуть заметной улыбке. Андроид, сопровождавший ее, не выражал никаких эмоций, только светился глубоким сине-фиолетовым светом, подчеркивая все достоинства своей хозяйки.

Вронский вошел в вагон. Мать его, сухая старушка с черными глазами и букольками, щурилась, вглядываясь в сына, и слегка улыбалась тонкими губами.