Изменить размер шрифта - +

Вронский никого и ничего не видел. Время от времени он пробегал глазами по ожившему вагону, чтобы убедиться — ни одного шустрого злобного кощея в поезде не осталось. Впрочем, Вронский и сам прекрасно знал, что с ними покончено, потому что он, граф Алексей Кириллович, со всем своим умением биться и внутренней уверенностью в своих силах, хорошенько здесь убрался.

Он чувствовал себя царем не потому, чтобы он верил, что произвел впечатление на Анну, — он еще не верил этому, — но потому, что впечатление, которое она произвела на него, давало ему счастье и гордость. Свернутый на бедре, приятно потрескивал огненный хлыст — старый боевой друг, само присутствие которого напоминало Вронскому о славном прошлом.

Что из этого всего выйдет, он не знал и даже не думал. Он чувствовал, что все его доселе распущенные, разбросанные силы были собраны в одно и с страшною энергией были направлены к одной блаженной цели. И он был счастлив этим. Он знал только, что сказал ей правду, что он ехал туда, где была она, что все счастье жизни, единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и слышать ее. И когда он выбрался из вагона и увидал ее на платформе, возбужденный после битвы с кощеями, невольно первое слово его сказало ей то самое, что он думал. И он рад был, что сказал ей это, что она знает теперь это и думает об этом. Он не спал всю ночь. Вернувшись в свой вагон, он не переставая перебирал все положения, в которых ее видел, все ее слова, и в его воображении, заставляя замирать сердце, носились картины возможного будущего.

Когда в Петербурге он вышел из вагона, он чувствовал себя после бессонной ночи оживленным и свежим, как после холодной ванны. Он остановился у своего вагона, ожидая ее выхода.

— Еще раз увижу, — шепнул он Лупо, который радостно зарычал в ответ, — увижу ее походку, ее лицо, ее удивительного робота-компаньона; скажет что-нибудь, поворотит голову, взглянет, улыбнется, может быть. Но прежде еще, чем он увидал ее, он увидал ее мужа, которого начальник станции учтиво проводил между толпою.

«Ах, да! муж!» Теперь только в первый раз Вронский ясно понял то, что муж было связанное с нею лицо. Он знал, что у нее есть муж, но не верил в существование его и поверил в него вполне, только когда увидел, с его головой и плечами, холодной металлической пластиной на лице, ногами в черных панталонах; поверил в особенности, когда он увидал, как этот муж с чувством собственности спокойно взял ее руку.

Увидев Алексея Александровича с его строго самоуверенною фигурой, в круглой шляпе, с немного выдающеюся спиной, он поверил в него и испытал неприятное чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, мучимый жаждою и добравшийся до источника и находящий в этом источнике собаку, овцу или свинью, которая и выпила и взмутила воду. Выдвинув искусственный глаз металлической глазницы, Алексей Александрович теперь внимательно рассматривал жену, и это особенно раздражало Вронского. Он только за собой признавал несомненное право любить ее. Но она была все та же; и вид ее все так же, физически оживляя, возбуждая и наполняя счастьем его душу, подействовал на него.

Он видел первую встречу мужа с женою и заметил с проницательностью влюбленного признак легкого стеснения, с которым она говорила с мужем. Сидящий у ног Вронского Лупо ощетинился и выгнул спину.

— Да, Лупо, я тоже заметил, — сказал он механическому зверю. — Нет, она не любит и не может любить его.

Еще в то время, как он подходил к Анне Аркадьевне сзади, он еще с радостью заметил, что она чувствовала его приближение и оглянулась было и, узнав его, опять обратилась к мужу.

— Кощеи устроили заварушку этой ночью. Хорошо ли вы провели ночь? — сказал он, наклоняясь пред нею и перед мужем вместе и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон на свой счет и узнать его или не узнать, как ему будет угодно.

Быстрый переход