|
Полукровка, видно, но каких кровей, непонятно. Ореховые глаза, волосы, ресницы… Тонкие скулы, нос с горбинкой и необыкновенной белизны зубы — мальчик всегда улыбался ей… Эти зубы и насторожили Улиту: они были так же остры и хищны, как у ее бывшего любимого Тима Казиева… Она не замечала за собой интереса к юным особям иного пола и к юнцу отнеслась лишь с симпатией, без всяких воздыханий, типа: «Ах, если бы лет двадцать скинуть…» И даже подумала: «А интересно, какая у него девочка? Такая же красавица? Или родители подобрали из своего круга все равно какую? Она была уверена, родители — люди небедные.
То, что Улита встречала этого мальчика около дома Роди, теперь ее примиряло со всем чужим, что вдруг досталось ей. Однако она твердо решила, что если бывшая жена Роди подаст в суд, то она, Улита, ни за что бороться не станет — как скажут, так пусть и будет. Ей совсем неплохо здесь, в мамочкиной квартире. Звездой ей больше не быть. Это — истина. …Что за странный взгляд у этого юноши? Она пыталась разгадать его после встреч, потому что не любила неясностей, никаких и ни в чем. Сейчас поняла, пришло как озарение. Во взгляде его восхищение, восторг и… Влюбленность, как в женщину?.. Актрису?.. И она сказала себе: «А вот теперь ты, моя дорогая, вообще прекратишь размышлять на эту тему! Такое невозможно, не может быть, потому что просто не может быть никогда!»
Резко открылась входная дверь (почему она до сих пор не заберет у Казиева вторые ключи?! Так и родимчик может хватить!), и на кухню огненной кометой влетел ее бывший муж. — Здравствуй! Дай кофе! — бросил он, и Улита тут же поняла, что ему что-то от нее нужно. Потому что он не стал как обычно сразу говорить, что она плохо последнее время выглядит, что она нехороша была в новом спектакле и что все у нее, скажем мягко, неважно. Он уже давно не садился с нею за кофе! «Что же это случилось, мой миленочек? — подумала Улита и усмехнулась: — Узнаю». Казиев заметил эту усмешку и сразу же вздернулся: «Что ты там себе придумываешь? Ехал мимо и решил выпить с тобой кофе, ведь мы же не враги». Он был абсолютно уверен, что Улита до сих пор влюблена в него, как кошка, по ночам рыдает в подушку и счастлива, если он покажется на ее горизонте. А вот то, что коньяк на столе — нехорошо. Казиев такой — понесет по городам и весям, что Улита уже не только стара, как грех, но и пьет, короче, спивается. Впрочем, плевать! Хуже того, что есть, пожалуй, уже некуда, разве что из театра выгонят. Но пока вроде бы это не грозит. За нею еще тащится шлейф дивы Серебряного века, правда, изрядно пропылившийся… Они чинно и с приятностью во взорах сели за стол и выпили не только кофе, но и коньячка. Казиев был в ударе и рассказывал байки-перебайки, и, что странно, не совсем затертые. Посетовали насчет Роди, и тут Тим прокололся. Может быть, он именно этого момента ждал, к нему подготовился. Ведь не мог же не наступить миг воспоминаний о совсем недавно убиенном Роде. Момент расслабления и как бы даже родства… — Слушай, — сказал он довольно проникновенно, — послушай, Ула (ага, и Улой стала, а то ведь раньше Улиткой была!), там у вас в группе, ну на том твоем звездном фильме… — он закурил, затянулся глубоко, — были две девчонки, беленькая и черненькая… В массовке… Так вот тут мой второй реж жаждет для следующего моего кина достать девчонку, так, для пробы на ролюшку, потянет, он считает… За ней вроде бы Родька приударял… Улита знала ее. Даже знает как зовут — Тинатин, или попросту Тинка-грузинка! Тинка-картинка. Она улыбнулась. Казиева передернуло от ее улыбки, но он постарался заняться якобы потухшей сигаретой… «Ах, Тима, Тима, как же я тебя изучила», — подумала Улита и спросила: — Это беленькая такая? Милашечка? Прямо с рождественской открытки! Зовут ее Наташка, она с первого курса ВГИКа… Как у него сверкнули глаза! Вот где сказалась вся необузданность его натуры! — Не та, белянку реж знает как найти, — холодно, аж Арктикой повеяло, ответил Казиев. |
