— Да брось ты, Леник, какой я орел! Гнилой весь! Вон уж и кино перестал снимать. Тяжко. Начинаю и… Все. Чувствую, силенки-то кончаются… Так-то вот. Но не будем о грустном, а поговорим как старички на завалинке. Но ты — молоток! Как это получилось?.. Я ведь тебе звонил туда не раз…

— Не звонил ты, Тима, ни разу. Вот просьбу я твою письменную помню, насчет какой-никакой идейки? Что, совсем плохой стал?

Казиев готов был взорваться, но сдержался.

— Сказал же — болею, что ты не понимаешь? Диабет, артрит — колени так сводит, шагу ступить не могу. И сразу же мозги не в ту степь. Мысли о том, что скоро…

— Ладно тебе, Тим!

— Давай выпьем за нас, молодых, красивых, талантливых! Какими были когда-то! — предложил Казиев и они выпили.

Закусывая чесноком и нахваливая его, Казиев рассказал, как на него напали, как он еле выкарабкался и что после этого все болячки полезли наружу.

— А кто, как ты думаешь? — спросил захмелевший Леонид.

— Думаю, из-за Улитки. Я тебе такое расскажу… Давай еще за дружбу!

Они выпили за дружбу, и Матвеич тоже закусил чесночком.

Ангел никак не могла взять в толк, кто бы это мог быть в гостях у учителя? А что — гости, стало ясно. Слышалось чоканье рюмок, бульканье наливаемого напитка, мужские, возбужденные голоса…

Кто пришел ночью к учителю и поит его? Кто? Она стала элементарно подслушивать. А что делать? Она знала, что учитель дал зарок и потому его взяли на фильм… Кто же это пакостит?.. И услышала такой знакомый гортанный голос! Казиев! Но он же тяжело болен?! Болен он! Змей подколодный! Как хорошо, будто кто подсказал, что она поехала сюда.

Ангел распахнула дверь.

«Как? Откуда появился этот мерзкий трансвестит? — ужаснулся Казиев и быстро оглядел стол, — все прилично, отпито немного. Матвеич пьяненький, но не сильно… Какого ей здесь надо? Встречаются старые друзья…»

— О-о, вот моя лучшая любимая ученица! Познакомься, Тим! Ангел, это Тим Казиев!

— Знаю, — жестко бросила Ангел. — Сейчас два ночи, у вас полная бутылка джина. Хорошее начало для завтрашних съемок. Господин Казиев, забирайте все и уходите.

— Как? — закричал Казиев. — Ты, мой друг, позволяешь какой-то девчонке так себя вести в нашем присутствии?! Она гонит прочь твоего старинного товарища?

Леонид Матвеич смутился. Он понимал, что пить ему сейчас нельзя, но отказать, как всякий мягкотелый интеллигент, не мог. А сейчас уже хотелось выпить еще. И поговорить с Тимошей начистоту. И о его рассказе Ангелу! Матвеич этого не забыл! И забормотал:

— Ангел, миленькая, ну перестань! Сядь с нами, посиди, послушай, что вспоминают старики. Выпьем мы по чу-чуть и разбежимся через полчаса…

Но Ангел не смотрела на своего учителя. Она смотрела на Казиева. И под ее стреляющим взглядом тот стал собираться.

— Ладно, — сказал он угрожающе, — я уйду, но мне никто не запретит дружить с Леонидом, верно, Леонид?

— Конечно, конечно, Тимоша, — бормотал неловко Матвеич.

Ангел открыла входную дверь и стояла возле нее.

И Казиев, проклиная все, выкатился из номера.

Учитель покачал головой и хотел было что-то сказать, но Ангел опередила его, закрывая дверь на ключ и кладя ключ в карман:

— Завтра благодарить будете.

Старик, он же Степан Семенович, он же Андрей Андреевич, всю ночь жег в свой печурке папки и бумаги, которыми наполнен был его гардероб. Он аккуратно раздирал их на мелкие части и запихивал в печку со словами: «Вот еще одна история, которая уже никому не нужна.