Боли исчезли.

Тинка прибежала, глаза на мокром месте. Конечно, ей не дали играть главную, эту Эми, а сунули подружку, которая дура и предательница!

Тинка разревелась по-настоящему:

— Это они нарочно! Потому что я с тобой! Старуха тебя ревнует! Я была так хороша, что даже Макс сказал мне об этом! А они все равно… И знаешь, кому они дали эту Эми?

— Кому? — с безразличием спросил Казиев, потому что на 99 процентов знал, что все только начинается. Может быть, и при нем Тинка не будет играть Эми… Но знать ей об этом не следует.

— Так кто будет играть «Эми»?

— Ты себе даже представить не можешь! Эта белая мышь!

— Кто, кто? — переспросил Казиев, вроде бы не зная такой уродины.

— Алена! Ну та, у которой я жила! Тощая такая, белесая! И Макс на нее прямо набросился! Нет, ты представляешь? У него, наверное, в башке не все в порядке. То старуха, то уродина! — И Тинка снова облилась слезами.

Казиев, наконец, вспомнил эту девчушку. Да-а, красоты в ней мало, и эти жуткие диоптрии!

Но Казиев все же был киношником от мозгов до пяток и подумал, что вот такие бесцветные мышки могут становиться красавицами на экране, а потом уже и в жизни, а вместо очков какие угодно линзы сейчас вставляй! Хоть золотые! И может талант?.. Кто знает? И гнать эту «мышь» не надо? Казиев распоряжался фильмом как своей собственностью.

20.

Пришла ночь, но ни один из участников этой истории не спал.

Улита, хотя и была «вполне взрослая» умница-разумница, все понимающая до донышка, — страдала, отдав Макса другой, да еще с улыбкой и «сердечностью»! Она все знала наперед! Что настанет день, и Макс, как Маугли, уйдет к «своим». С памятью, любовью, страданием, — но уйдет. И полюбит там «свою». А она, Улита, останется за чертой или границей, как хотите, — тоже со «своими»… Поэтому чем меньше она будет появляться на съемочной площадке, тем лучше. Для нее, но не для кино. Но Леонид здесь, рядом. Он все знает, все понял и сам в жизни перетерпел немало всякого. И снова ее мысли вернулись к встрече тех двоих: Макса и Алены. Девочка, на которую никто не обращал внимания, вдруг стала королевой — вариант Золушки.

Улита сразу отметила ее, когда та сняла свои ужасные очки, уменьшающие и обесцвечивающие глаза чуть не на сто процентов, и подумала, а в девочке что-то есть. Этот цвет глаз и волос… А когда Алене накрасили губы, оказалось еще, что у нее четко очерченный, красивой формы большой рот, и лицо вдруг просветлело, стало совершенно — почти совсем! — другим.

Макс почувствовал, что она, Улита, в школе была чем-то похожа на эту Алену. Улитину красоту тогда не видел никто, кроме мамы, ее приемной мамы, как оказалось теперь… И держалась Улита букой. Все, все почувствовал Макс! Улита эгоистично подумала, пусть он в ней любит меня юную, которую никогда не знал. Но если отвлечься, то эта их встреча действительно была волшебно красива. И предельно искренна, призналась честно Улита.

Алена не могла заснуть, потому что до сих пор не могла взять в толк, что же произошло?

У Макса был такой странный вид, будто все на самом деле… Будто он ее не знал, никогда не видел и, увидев, восхитился и… Перестань, дура, пудрить себе мозги, разозлилась она на себя. Он видел тебя до этого сто двадцать один раз и еще один и никогда — слышишь ты! — никогда не посмотрел на тебя более внимательно, чем на твою бабульку! Просто Макс легко вошел в атмосферу фильма.