Все будет медленнее, чем в молодости, когда ребенок твой — еще дитя.
И Дагмар вдруг сказала:
— Солли, ты должна знать, что эта квартира — твоя, и мои банковские вклады. А тебе есть кому передать? — озаботилась Дагмар. — Ведь у тебя нет детей?..
Улиту озарило: она составит завещание на Ангела! Да, именно так. Никому так не нужно все это, как ей, девочке, не имеющей ничего.
— Даг, у меня есть кому оставить! — воскликнула она.
— Да-а? — обрадованно вскрикнула и Дагмар. — Кто это? Тот мальчик-красавчик? — усмехнулась она.
«… Ах, старая грымза, что-то заметила!» — улыбнулась проницательности Дагмар Улита.
— Нет, мальчик сам по себе богат, о нем позже я тебе расскажу, — вдруг решилась Улита и назвала впервые свою мать на «ты».
— Девочке, помнишь, может быть, черненькая с синими глазами?
— Да, да, — возбужденно заговорила Дагмар, — она так мне понравилась. Правая рука Леонида.
— Она бедная девочка и очень способная. И потом… Если бы не она… Все бы случилось много позже.
— Расскажи… — попросила Дагмар.
Они долго сидели и говорили. И нечаянно-негаданно за этим разговором мать и дочь сблизились и Улита подумала, что… все может измениться!
22.
С утра у всех так дребезжали нервы, что если хорошо прислушаться, то можно было бы это уловить.
Приехала Дагмар, свежая и энергичная. Свежее всех, это точно! Леонид Матвеич был при белой рубашке и кожаном жилете. Он похудел, спал с лица и выглядел вполне еще молодым человеком. Он не пил и был занят любимым делом. Вот и весь рецепт.
Алена вышла из апартаментов, бледная как луна. Ей быстро дали кофе с ликером, и через полчаса она смогла разговаривать и реагировать на людей. С ней удалилась Дагмар.
Она просто и ясно, еще раз, повторила то, что было в тот день множество лет назад.
…Даг не пошла на трибуны, как не ходила никогда, а ждала Рафаэля в машине. Но когда услышала не победный общий крик, а гул, похожий на вой, выскочила из машины, потеряла по дороге туфли-лодочки и, босиком промчавшись по ряду трибун, которые внезапно замолкли, скатилась на арену, еще не видя ничего, но уже зная, что она увидит. И увидела. На своем красном плаще, весь в крови, лежал ее Рафаэль. Мулета тоже в крови, в холке быка, мертвая туша которого валялась рядом. Быка звали Хуан.
Пока она бежала, задыхалась от рыданий, которые никак не могли вырваться наружу, бились где-то в груди, горле, и ей пришлось рвануть платье, чтобы не задохнуться, и оно просто разлезлось от этого страшного рывка.
И так, босиком, с разорванным платьем она упала на грудь Рафаэля, и он открыл глаза… Она стала целовать его, повторяя: «Ты жив, жив!» А он пытался улыбнуться и тихо, еле-еле, одними губами сказал: «Амор, Даг…» Откуда-то появился Андрэ, она ничего не понимала, только кричала: «Он жив, врача, умоляю, врача!..» Увидела, что он умер, и сама будто умерла — потеряла сознание. Надолго.
— Вот, девочка, как это было тогда…
— Ты поняла?
Алена, трясясь, прошептала:
— Поняла.
— Только не волнуйся так, это давнее прошлое. Ты видишь, я спокойна. Иди, я буду поблизости.
Подошла Ангел, подергала платье у Алены на груди:
— Не слишком крепкий материал?
— Нет, — сказала Алена отвлеченно, — я пробовала, марля очень тоненькая…
— Хорошо, — сказала Ангел и ушла куда-то.
Подходил учитель, что-то объяснял, но она еле слышала. |