– А еще импульсивна. И неотесанна.

Агнес стиснула зубы, давя готовые вырваться протесты. Да, она басконка. Там же и выросла. Но ее мать была не только отставным мушкетером, но и баронессой Дескарэй, из древней и благородной семьи, главный представитель коей удостоился беспримерного права раз в год посылать королеве черную розу, испрашивая милость в ответ. Черных роз в природе никогда не существовало, но все равно какая высокая честь!

– Может, в гвардию короля… – задумчиво проговорил Сестуро.

Агнес закусила губу, чтобы не выкрикнуть «нет!!!». Гвардия короля – вот уж всю жизнь мечтала! Все знали, что мушкетеры королевы превосходили гвардейцев со всех сторон, особенно в фехтовании. Если Францони сейчас выгонит Агнес, в гвардейцы она не пойдет ни под каким видом! Пусть туда записываются молодые хлыщи из вельмож, которым только бы в пух и прах наряжаться, а не воевать по-настоящему!

– Или к кардиналу, – сказала Францони.

Агнес усилием воли разгладила лоб, пытавшийся угрожающе сморщиться. По ее мнению, поборники кардинала были еще хуже гвардейцев. Все знали: они не настоящие бойцы, скорее маги, предпочитающие ангельскую магию, а не добрую сталь. Кроме того, они являлись не просто солдатами кардинала, а еще полицейскими и шпионами, и этим заниматься Агнес ни под каким видом не собиралась. К магии у нее имелся врожденный талант, она обучалась пользованию иконами, но собиралась прокладывать себе путь в этом мире самостоятельно, а не возноситься к высотам своих мечтаний на плечах ангелов.

Агнес Дескарэй, капитан-генерал мушкетеров королевы…

Однажды она услышит эти слова, сказанные вслух. И не в шутку.

Но все-таки… если сейчас Францони ее отвергнет… Агнес подавила дрожь и постаралась натянуть на лицо маску бесстрастия, как у самой преподавательницы. Что делать, если ее не возьмут в мушкетеры, Агнес просто не знала. Наверно, останется лишь помереть. Она выйдет из переднего дворика дворца королевы – и примется вызывать на дуэли самых грозных головорезов, каких только найдет. По крайней мере, все кончится быстро. Ни позора, ни бесславного возвращения домой…

– Для кардинала она недостаточно унылая, для гвардии – недостаточно смазливая, – сказала Францони. – Еще примут за одну из своих лошадей…

– Это если сзади смотреть? – спросил Сестуро и уставился на Агнес.

Девушка стиснула кулаки, упрятанные в нелепые перчатки. Однако с места не двинулась. Не швырнула перчатку в лицо мастеру, не кинулась с кулаками на Сестуро.

Она знала, что слава красавицы или даже просто хорошенькой ей отнюдь не грозила. Кое-кто считал, что у нее лицо длинновато, а коричневая кожа и черные волосы вызывали ассоциации с гнедой лошадиной мастью, весьма распространенной в Сарансе. Ну и пусть. Все, что не мешало сражаться, не имело для Агнес никакого значения.

Правда, оскорблений своей персоне она не допускала, вне зависимости от повода. В том числе из-за внешности.

По крайней мере, обычно не допускала.

– Нет, – сказала Францони, и по лицу, точно порыв ветра по тихой воде, пробежало нечто похожее на улыбку. – На самом деле ничего лошадиного. Ни с головы, ни с хвоста. Пожалуйста, извини нас, Дескарэй. Я это сказала, только чтобы посмотреть, сможешь ли ты проглотить оскорбление.

– Смогу, но только здесь и сейчас, – чопорно ответила Агнес. – При других обстоятельствах не проглочу.

– Я также приношу извинения, – слегка поклонился Сестуро. – Твоя матушка не предупреждала, что мы начнем шпильки вставлять?

– Матушка была немногословна, – ответила Агнес. Помедлила и добавила: – Она призывала меня брать пример с Трюффо, а не с Гумбольдта.