Тула не знала, что через Бурос ведет обходной путь. К тому же на этом пути — от Гетеборга до самого Вехьо — тянулись бесконечные вересковые пустоши, так что можно было скакать несколько дней и не встретить человеческого жилья.

Не подозревая об этом, она думала провести в Буросе время так же достойно, как и в Гетеборге, у пациентки Хейке. Поэтому она решила не останавливаться на постоялом дворе — это было слишком рискованно и неприлично для девушки из хорошей семьи. Когда она растерянно стояла на городской площади в яркий солнечный день, к ней подошел симпатичный пожилой священник и спросил, не может ли он чем-то ей помочь. Разговор их закончился тем, что он пригласил ее в свое скромное жилище.

Это предложение показалось ей подходящим, и она поблагодарила его.

Дом священника оказался не таким скромным, как он утверждал, там было много отменного серебра и подлинного фарфора. Оказалось, что этот пастор замещал окружного священника, пока тот находился в Стокгольме на какой-то церковной встрече. Так что вся эта роскошь принадлежала не ему, о чем он весьма сожалел.

Жены его не было видно, но со второго этажа послышался ее голос:

— Теофил! Кто это пришел? Теофил! Принеси мои очки! Теофил! Не сиди полночи над своими книгами!

— Моя жена больна, — сказал за ужином Теофил. — Она не переносит этого климата и хочет вернуться домой. У нее что-то с животом.

Его вздох свидетельствовал о том, что он порядком устал от диктатора, живущего наверху.

— Разве она не спускается к ужину? — спросила Тула.

— Она прикована к постели уже двенадцать лет, — ответил он. — Сначала она делала это в виде наказания за то, что я не выполнил ее желание и не стал пастором в Стокгольме, предпочтя деревенский приход. Она перестала вставать с постели. И она нарочно лежала так и лежала, пока окончательно не потеряла способность двигаться. Бедная Эльфрида!

— Могу представить себе, как это было изнурительно, — сухо заметила Тула, — стать сиделкой!

Он в сердцах покачал головой, так что затрясся его двойной подбородок.

Симпатичный священник показал Туле дом, который ему не принадлежал. Призывы к Теофилу сменились внушительным храпом, доносящимся сверху.

Пастор то и дело проводил рукой по волосам Тулы, по ее плечам или спине, а один раз даже по ягодицам, но она полагала, что все это выходило у него случайно.

Наконец они пришли в библиотеку, где стояли на полках чудесные старинные церковные книги. Пастор хотел показать их ей. Он стоял рядом с Тулой, прислонившись к ней почти вплотную, и показывал ей книги, давая при этом пояснения. Его вспотевшая рука вцепилась в ее плечо, он прижался к ней всем своим дрожащим телом.

«Старый дьявол! — подумала Тула. — Наверняка старая карга, что наверху, наказала его целомудрием!»

Она вовсе не собиралась ложиться в постель с пастором, и он вряд ли имел такое намерение, но ей любопытно было узнать, как далеко он может зайти.

Поэтому она сделала вид, что ничего не происходит, наклонилась вперед и наивно спросила, что означают эти прихотливые буквы.

Пастор тихо застонал, стал сзади нее почти вплотную и принялся объяснять.

Он говорил, заикаясь; при этом он незаметно бормотал молитвы о помощи небесной в миг соблазна. Но небо, очевидно, закрыло на все глаза именно в данный момент, поскольку Тула, напряженно глядя на незнакомые ей буквы, почувствовала, как его пальцы незаметно пытаются проникнуть к ней под юбку.

— Э-э-то латынь, д-д-дорогое дитя, — напряженно дыша, произнес он. — Дай-ка мне взглянуть…

Он наклонился над ней так, что навалился на нее сзади, и было ясно, что он готов приступить к любовным играм.