Но ведь здесь, в парке, никакого зеркала нет и в помине! Той, которая приближается сейчас ко мне парящей походкой, неведома тень призрачного мира смертных.
Во мне нет ни страха, ни страсти, ни удивления – все человеческие чувства равно далеки от меня, словно пребывают совсем в иной плоскости… Ноги сами несут меня навстречу королеве… Золотые прутья мифической решётки, отделяющей мир горний от мира дольнего, остались позади, и теперь, когда между нами больше ничего нет, я смогу наконец насладиться ароматом королевской розы, предназначенной мне от века… Мы сходимся, не сводя друг с друга глаз, и с каждым шагом, словно узнавая меня, её взгляд становится всё более ясным, радостным и нежным. Так – один раз в тысячу или миллион лет – начинают сближаться две кометы, чтобы встретиться в точке пересечения своих орбит… Как всё же бедна мысль, высказанная в аналогиях мира, где правит тень, а вечность ходит в придворных шутах!
И вот… меня словно обжигает дыхание космоса… вхожу в гравитационное поле королевы… Елизавета предо мной… Близко… совсем близко… Кажется, мы вот‑вот коснемся друг друга глазами… И наконец ближе её нет для меня во Вселенной больше ничего: она становится невидима для моих глаз… Бафомет тоже её не видит… Каждым нервом, каждой клеткой моего сознания я знаю, что кометы встретились и свадьба состоялась. Больше мне нечего искать, больше мне нечего находить… Королева во мне – моя дочь, моя жена, моя мать… Я в королеве – её сын, её муж, её отец… Нет больше женщины! И нет больше мужчины, гремел во мне величественный хор неземного блаженства.
И всё же в последнем тёмном уголке залитого солнцем ландшафта моей души затаилась маленькая, почти неощутимая боль: Яна! Должен ли я её видеть?.. Имею ли право?.. Стоит мне только позвать, и она явится! Иначе и, быть не может, ибо с того мгновения, как Елизавета вошла в меня, чудесные, таинственные силы забили гейзерами из сокровенных глубин моего Я. И вот уже бледное, грустное лицо выплывает из тени моей меланхолии: Яна!..
Но тут подходит лаборант Гарднер и с холодным упреком говорит:
– Мало тебе тех мук, коими облагодетельствовал тебя Ангел Западного окна?.. Отныне никакой «Ангел» не может тебе повредить, так не нарушай же равновесие макрокосма!
– Яна… она знает обо мне?.. Она может меня видеть?..
– Ты, брат, переступил порог посвящения с лицом, обращенным назад, ибо назначено тебе быть помощником человечества, как и все мы в нашей цепи. А потому ты до конца времён можешь видеть землю, чрез тебя изливается благодатная эманация вечной жизни. Но что есть эта вечная жизнь, члены нашего ордена знать не могут, ибо обращены спиной к сияющей, непостижимо животворящей бездне; Яна же шагнула через порог вечного света, глядя вперёд. Видит ли она нас? Кто знает?!
– Она счастлива… там?
– Там?.. Для того «Не‑нечто», которое мы на своём человеческом языке прозвали «царством вечной жизни» и без зазрения совести продолжаем употреблять это нелепое словосочетание, не подходят никакие определения и никакие аналогии! Ну, а счастлива ли? – Гарднер усмехается. – Неужели ты спрашиваешь меня всерьез?!
Я опускаю глаза.
– Даже нас, хотя мы лишь слабые отражения вечной жизни, не могут видеть несчастные сыны человеческие, которые там, снаружи, обречены блуждать по кругу бесконечной жизни; также и нам не дано видеть или хотя бы предполагать, что такое вечность непостижимого Бога; она близка и одновременно недосягаемо далека от нас, ибо пребывает в ином измерении. Путь Яны – это женский, жертвенный путь. Он ведёт туда, куда мы за ней следовать не может и не имеем права. Наш путь – это Великий магистерий, мы оставлены здесь, на земле, дабы превращать. |