— Прекратите расхваливать меня! Я должна оседлать Мину.

Анжелина старалась не смотреть на Луиджи.

— Да позвольте же, я вам помогу! Это снаряжение такое тяжелое.

Анжелина не стала протестовать, так как это действительно было тяжело. Овчарка лежала перед дверью конюшни и невозмутимо смотрела на них. В голову Анжелины пришла мысль: «Если бы Луиджи представлял для меня угрозу, собака вряд ли вела бы себя спокойно».

Анжелина окончательно прониклась доверием к скрипачу и, недолго думая, подошла к Мине, чтобы погладить ее. Молодая женщина испытывала странную потребность находиться рядом с цыганом. Он внимательно посмотрел на нее и прошептал:

— Вы выпрашиваете у меня поцелуй, мадемуазель?

— Нет, вовсе нет!

Анжелина нахмурилась. Она прислушивалась к биению своего сердца. Ее щеки предательски запылали. Луиджи стоял рядом. Молодой женщине казалось, что вокруг них вибрировал воздух. Хорошо знакомая истома разливалось по ее молодому телу, уже привыкшему к плотским наслаждениям.

— Вы навели на меня порчу? — тихо спросила она и тут же мысленно отругала себя за скрытое признание.

— Это не в моей власти, — усмехнулся Луиджи.

В следующее мгновение он схватил Анжелину за плечи.

— Виолетта!

— Мне надо ехать, — попыталась протестовать она, чувствуя себя совершенно безвольной.

Луиджи наклонился и осторожно, с большим почтением прижался губами к ее губам. Анжелина, дрожа всем телом, закрыла глаза. Он продолжал нежно целовать ее, и это возбуждало молодую женщину гораздо сильнее, чем страстные мужские поцелуи, пронизанные жаждой обладания. Наконец он отпустил ее и с меланхоличным видом сказал:

— Я вас обязательно найду. Уезжайте как можно скорее, так называемая Виолетта. И прошу вас, не пускайтесь больше в дорогу одна. Это далеко не безопасно.

Ошеломленная Анжелина кивнула головой, не в состоянии вымолвить ни слова. И только уже выйдя из конюшни, она смогла сказать:

— До свидания.

Луиджи помог ей сесть на Мину. Она поблагодарила его, ругая себя за проявленную слабость.

— Это был лишь дружеский поцелуй, — крикнул Луиджи, уходя в противоположном направлении. — Ваш жених ничего не узнает!

Анжелина ударила ногами по бокам ослицы. На несколько минут она забыла о Гильеме Лезаже.

Сен-Лизье, улица Мобек, 24 декабря 1878 года

Кружась вокруг отца, сидевшего за верстаком, Анжелина сгорала от нетерпения, но сапожник не отрывался от своей работы.

— Папа, правда, я красивая? Скажи! Посмотри, я надела мамину зеленую бархатную блузку. И потом, тебе уже пора отложить инструменты и идти одеваться. Если ты будешь возиться с этой подметкой, мы опоздаем на мессу.

Не глядя на дочь, Огюстен в последний раз вытащил большую кривую иглу из подметки.

— Я уже закончил, — проворчал он. — Какая муха тебя сегодня укусила?

— Я просто счастлива. Это не преступление. Так что ты думаешь о блузке?

Огюстен, внимательно посмотрев на дочь, нахмурился. Анжелина топнула ногой.

— Что еще не так? — спросила она.

— Зеленый цвет вовсе не украшает тебя, малышка! Он подходит рыжим при условии, что у них зеленые глаза. Мне очень жаль, но будет лучше, если ты наденешь что-нибудь другое. К тому же мы еще носим траур. И вообще, в соборе холодно и тебе не захочется снимать пальто.

Молодая женщина разочарованно провела ладонями по зеленому бархату, плотно облегавшему ее грудь. Она сохранила гардероб матери и теперь с волнением и гордостью надевала ее вещи, порой вышедшие из моды.