— Мама! Мама! — отчаянно повторял мужской голос.

Анжелина вдруг почувствовала себя преступницей. К горлу подкатил ком. Закрыв лицо руками, она хотела заплакать, но слез не было.

«Кучер наверняка видел, как я разговаривала с мадам Лезаж, — ужаснулась Анжелина. — Он выдаст меня. И тогда все узнают, что я убила эту несчастную женщину. Я убила мать Гильема, бабушку моего маленького Анри!»

В это самое мгновение чья-то рука схватила ее за плечо. Анжелина чуть не вскрикнула.

— Что ты тут делаешь? Почему ты спряталась? — встревоженно спросил Огюстен. — Дочь моя, почему ты дрожишь?

— О, папа! — простонала Анжелина. — Это так ужасно!

— О чем ты говоришь? — удивился Огюстен, прижимая дочь к себе.

Анжелина с облегчением спряталась в его объятиях, потершись щекой о накидку.

— Мадам Лезаж… Она умерла… В канун Рождества, сразу после мессы. Боже мой, какой ужас!

— Бог дал — Бог взял, — оборвал ее сапожник. — Ты забыла слова Евангелия? Нам не ведомы ни день, ни час нашей смерти. Адриена не знала, что старуха с косой унесет ее, когда, счастливая, возвращалась домой, исполнив свой долг. Вспомни, какое у нее было удивленное выражение лица, когда она отдавала Богу свою душу.

Анжелина кивнула головой. Одного лишь упоминания о матери было достаточно, чтобы вызвать у нее поток слез.

— Пойдем, не надо стоять здесь, уподобившись этим зевакам, столпившимся вокруг тела, — добавил Огюстен. — Мы хотели поужинать в таверне, ты не забыла?

— Папа, я не голодна. Как ты можешь быть таким равнодушным к несчастью других?

— Скоро ты об этом узнаешь, — сухо заверил дочь сапожник. — Я возвращаюсь домой. Разогрею себе суп, оставшийся с утра.

Размашистым шагом сапожник пошел прочь. Ошеломленная молодая женщина застыла на месте. У нее было чувство, что ей снится кошмарный сон. Эжени Лезаж лежала на мостовой, ее сыновья рыдали, стоя на коленях рядом с телом матери. Доктор разговаривал со священником, подкрепляя свои слова выразительными жестами. Кучер в замешательстве мял свою круглую шляпу. Оноре Лезаж гневно смотрел на него. Анжелина, как завороженная, наблюдала за этой сценой. Она ждала того мгновения, когда эти люди увидят ее и обвинят в смерти Эжени. Но на нее никто не обращал внимания.

— Где ты шлялся, подлая тварь? — рявкнул отец Гильема, глядя кучеру в лицо. — Тебя не было на месте, я в этом уверен. Под конец мессы мадам плохо себя почувствовала и хотела, чтобы ты отвез ее домой. Признавайся! Ты пошел в таверну, нарушив мои приказания! Ты не должен был слезать с козел, дрянь, сволочь! Симмоне никогда бы не оставил нашу коляску без присмотра! А из-за тебя мадам пришлось самой влезать на сиденье, и от этих усилий ее сердце остановилось. Ты уволен! И не получишь ни су!

Анжелина отступила на шаг, уверенная, что сейчас слуга укажет на нее. Но ничего подобного не произошло по той простой причине, что кучер даже не догадывался о роли, которую сыграла молодая женщина в этой драме. Большой любитель выпить, он презирал своих новых хозяев. Он увидел лишь, что мадам билась в конвульсиях, лежа между сиденьями. Кажется, поблизости находилась какая-то молодая женщина, но для него это ничего не значило.

— Я пошел справить нужду, мсье, — оправдывался кучер. — Сегодня вечером я совсем не пил, клянусь! Когда я вернулся, мадам уже было плохо…

Оноре Лезаж снял перчатку и с размаху ударил его по щеке. Лицо Оноре Лезажа было перекошено от неимоверных страданий, глаза яростно сверкали. В эту минуту он был как две капли воды похож на Гильема, своего младшего сына.