– Ты ничего другого спросить не могла? – колюче осведомилась я.

– Значит, нет, – констатировала мать, пожимая плечами. – Не понимаю, на что ты злишься. Жизнь материальна, и чем скорее ты это поймешь, тем проще тебе будет. Для достойной совместной жизни тоже нужны деньги, и никуда от них не деться. Взять хотя бы детей…

– Он влюблен в другую, – перебила я ее. – И она… Она просто потаскушка.

– Тем лучше, – уверенно сказала мать. – Значит, ты можешь забыть о нем. Он тебя не стоит.

– Я не могу о нем забыть, – упрямо проговорила я.

– Детские фантазии, Танюша. Пора тебе повзрослеть!

Второго января я поехала обратно в Лос-Анджелес. Дорога была мокрой от дождя, кое-где на нее наплывал туман, черные кипарисы и раскидистые пальмы, выстроившиеся вдоль шоссе, казалось, провожали меня недоброжелательными взглядами, и я была рада, когда наконец добралась до своего дома. Все-таки долгие путешествия всегда выматывали меня, и больше всего я любила путешествовать, лежа на диване с интересной книжкой в руках.

Наверное, именно тогда, когда я села ужинать (снаружи лил ливень, а из еды у меня осталась только пачка печенья и немного кофе), в другой части города Джонни и Мэй вышли из кинотеатра, в котором она работала, и сели в машину, которую Джино подарил Винсу на свадьбу. На скользкой дороге грузовичок, ехавший по встречке, занесло. Пытаясь избежать столкновения, Джонни вывернул руль, но неудачно, потому что грузовичок врезался в автомобиль с той стороны, где сидела пассажирка. Машину отбросило на несколько метров. От удара Мэй скончалась на месте, а Джонни, весь в крови, выбрался наружу. Сбежались зеваки, появился полицейский, кто-то привел врача из многоэтажного дома, стоящего поблизости, и врач констатировал переломы у водителя грузовика и смерть Мэй. Свидетели позже вспоминали, как Джонни повторял: «Нет, этого не может быть, боже мой! Я убил ее… Я ее убил!» Доктор сказал, что даст ему успокоительное и осмотрит его травмы, и повел его в свой кабинет. В приемной он на минуту оставил Джонни, а когда вернулся, того уже не было. Врач решил, что пациент вернулся на место аварии, и пошел туда, но как выяснилось позже, Джонни поступил иначе. Выйдя из кабинета, он направился к лестнице, шатаясь, поднялся по ней почти до самого верха, а затем бросился в пролет.

– По документам погибшим оказался некий Джон Сорано, двадцать лет от роду… Тат, почему ты остановилась?

– Сорано или Серано, Фрэнк?

– Может быть, Серано. Ну пиши Серано, если тебе так хочется.

– Что значит – мне хочется? – возмутилась я. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?

Больше всего мне в тот момент хотелось, чтобы происходящее оказалось сном.

– Ты что, его знала? – с любопытством спросил репортер.

– А ты не знал? Джонни Серано – это сын портнихи, которая шила для твоей жены!

– Да? – равнодушно промолвил Фрэнк, почесывая голову. – Ну и что?

– Ты сказал, что с ним была Мэй Финли. Пассажирка, которая погибла в результате аварии. Фрэнк, ты уверен, что ее звали именно так?

Я была близка к истерике. Если бы репортер полистал свой блокнот и сконфуженно признался, что в машине была вовсе не Мэй Финли, а неизвестная мне женщина, можно было бы счесть, что речь идет о других людях. Боже, боже, пожалуйста, сделай так, чтобы это был не Джонни, чтобы…

– Да я точно записал, – пожал плечами Фрэнк. – Мэй Финли, двадцать пять лет, и Джон Сорано – ну, разве что насчет фамилии парня я мог дать маху.