– Именно поэтому Леон Хеллфайр поверит в иллюзию.

Ни одно заклинание не было идеальным. Знание, что ни один солдат Легиона не осмелится притвориться Никс, должно убедить разум Леона Хеллфайра прислушаться к тому, что говорит ему каждый его сверхъестественный орган чувств: что перед ним стоит Первый Ангел. Но именно его желание увидеть Никс убедит его сердце.

Сомнение – это проклятье всех трансформирующих заклинаний. Из за сомнений становилось проще разглядеть иллюзию насквозь. Убеждение, вера, желание, напротив, укрепляли трансформирующее заклинание. Они ставили финальную точку, делая иллюзию практически пуленепробиваемой.

Я обошла сражающихся солдат, направляясь к Леону сильной балетной походкой Никс. Волосы Никс кружили вокруг меня. И хоть у меня не было своих крыльев, белые с позолотой крылья Никс как будто расправились за моей спиной.

Леон застыл. Он немедленно переключился со своей драки с группой солдат Легиона и направился ко мне.

– Никс, – его тон был одновременно шёлковой лаской и жаркой вспышкой заточенной стали.

– Леон, – холодно ответила я.

Огонь горел в его глазах. Его нимб сверкнул ещё ярче. Его эмоции жарко полыхали. Он верил в мою иллюзию.

Когда его солдаты пошли вперёд вместе с ним, он поднял ладонь в воздух, приказывая им удерживать позиции.

– Стоять. Никс – моя. Это сражение только моё. И я выиграю его в одиночку.

Это в нём говорила гордыня. Я искренне надеялась, что гордыня действительно не доводит до добра.

Леон не тратил времени впустую. Он швырнул в меня вонючим облаком. Это проклятье, один из его любимых способов атаки. Я знала его стиль борьбы, как и стиль многих других ангелов и тёмных ангелов, потому что в детские годы отец показывал мне видеозаписи ангелов в бою. Я анализировала их стиль, сильные и слабые стороны. Затем мой отец имитировал их одного за другим и нападал на меня. Если мне удавалось выработать стиль боя, успешно парирующий их манеру драться, то я переносила это упражнение с меньшим количеством сломанных костей.

По своим ранним годам тренировок я помнила, что Леон Хеллфайр склонялся к магии фейри, одной из его сильных сторон. В частности он применял много проклятий.

Я превратила нацеленное на меня проклятье в лёгкое пушистое облачко безвредных бабочек. Магия оборотней была в числе и моих сильных сторон, и сильных сторон Никс, поэтому было проще имитировать её магические чары.

Это ещё одно упражнение, которому обучал меня отец: он учил меня подражать ходам и магии разных ангелов.

– Прошло так много времени, Никс, но ты не забыла, как я дерусь, – сказал Леон, когда я разбила одно из его заклинаний.

– Надеюсь, что нет, – ответила я голосом Никс. – Я же учила тебя сражаться.

– Да, – в этом одном единственном слове вибрировала злость, но в то же время любовь, глубокая и отчаянная.

Значит, он всё ещё любил Никс. И ненавидел её. Он хотел её и хотел причинить ей боль. Любовь и ненависть во многом походили на светлую и тёмную магию. Они очень схожи и в то же время совершено разные. Две стороны одной эмоциональной монеты, которая очень легко переворачивается.

Я быстро отбросила в сторону философские размышления. Я должна сосредоточиться на сражении. Леон был умелым воином и могущественным тёмным ангелом – куда могущественнее меня, вот уж точно. Тренировки моего отца сделали меня способным бойцом, но, в конце концов, Леон сообразит, что я не Никс. Моя иллюзия померкнет, а трансформирующие чары разлетятся на осколки.

Я должна положить всему конец прежде, чем это случится. Мне нужно по настоящему распалить его. Заставить лишиться сосредоточенности и просто вслепую атаковать меня.

– Не стоило тебе возвращаться на Землю, – сказала я ему. – Ты должен понимать, что ты слишком слаб, чтобы иметь дело со мной.