Калас понял, что искоса поглядывает на обоих примархов и держит голову неподвижно, словно боится выдать свое присутствие. Собравшиеся замерли в молчании, и, хотя Тифон знал, что на главном мостике все идет своим чередом, ему казалось, что стратегиум окружил пузырь тишины.
Гвардеец Смерти чувствовал, как всех вокруг него охватывает неуверенность — неуверенность и страх. Гости ощущали себя добычей, замеченной хищником. Пусть страх не мог пробраться в сердца космодесантников, но в тот момент несколько десятков Легионес Астартес застыли в чем-то, очень похожем на ужас. Они мечтали только о том, чтобы оказаться подальше от железного балкона.
— Где же «Непобедимый разум», брат? — спросил Луперкаль. — Печально, что я не смог подготовить тебе достойную встречу.
— Я предпочел явиться без церемоний. — Лев по-прежнему не смотрел на своих легионеров. — Случайно оказался возле Зарамунда. Представь же мое удивление, когда я увидел калибанские корабли во флоте Лунных Волков.
Его брат развел руками в извиняющемся жесте:
— Возникла неотложная нужда в бойцах. К чести твоих сыновей, они ответили на мой зов, достойно и храбро сражались во имя Императора.
— Хорус, ты не вправе тратить жизни моих воинов как звонкую монету. Покупай себе победы кровью своих Волков, но не моих рыцарей.
Луперкаль не стал огрызаться в ответ, но Лев этого и не ждал. Он обратил взор к Лютеру и другим Темным Ангелам. Примарх не повышал голос, но его гнев был почти ощутимым, и за тихими словами скрывалась едва сдерживаемая ярость.
— Я отдал четкие распоряжения, подробно разъяснил ваши задачи. Вам было приказано оставаться на Калибане. Вы подчиняетесь только мне и самому Императору.
— Именно так, повелитель, — ответил Лютер.
Это произвело на Тифона сильное впечатление. Кто-нибудь менее достойный начал бы объясняться или извиняться. Калибанец, несомненно, мог бы указать на важность кампании Хоруса, на то, что сохранение Согласия на Зарамунде имело приоритет над любыми действующими приказами и повседневными обязанностями. Лютер не стал оправдываться, но спокойно встретил свирепый взор Льва. Подобная решимость, очевидно, была возможна только из-за почти родственных отношений между ними. Сам Калас в похожей ситуации едва не расплакался как ребенок, услышав от Мортариона, что библиариум — нечестивая мерзость и его переводят в боевую роту легионером первого класса.
— Ты был моей правой рукой, Лютер, а я — твоей. Нельзя, чтобы моя десница проявляла своеволие. Недопустимо, чтобы она хваталась за клинок, стоит мне отвернуться.
— Ваша воля для меня закон, повелитель. — Темный Ангел затрясся, его слова слетали с дрожащих губ. — Отныне только ваши слова будут направлять меня.
— Меч следует убрать в ножны, Лютер. Тебя вернут на Калибан, где ты и останешься до моего возвращения или вызова. Я заберу твои корабли в экспедиционный флот легиона. Из-за проблем с Зарамундом мне нужен каждый звездолет, а тебе они ни к чему.
Явно отчаявшийся калибанец с трудом сглотнул. Молча кивнув в знак повиновения, он уставился на металлический пол.
— Готовьтесь к отбытию, — скомандовал Лев своим легионерам. Удостоив Хоруса еще одним взглядом, он на миг скривил губы от раздражения. — Хватит с вас празднеств и нарушений дисциплины.
Смотря прямо перед собой, Эль’Джонсон вышел из стратегиума. С его уходом исчезло давящее чувство враждебности, космодесантники вздохнули свободнее и выпрямились.
Тифон хорошо помнил, что тайному братству, к которому он принадлежал, удалось проникнуть во многие легионы, но не в Первый. Осознав, какая ему выпала возможность, Калас подступил к Лютеру и взял калибанца за локоть.
— Ты не одинок, брат, — успокоил он Темного Ангела. |