|
Я не знал ее и видел впервые. Ей было, наверное, лет шестнадцать. Грязные пуанты валялись рядом прямо на земле. Девочка подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза еще горели искрами восторга, хотя ноги болели — это было очевидно. Чуть в стороне от гимнастки я увидел мальчика лет семи. Он был одет в легкую куртку красного цвета, короткие, не по размеру, зеленые штаны и красные кеды. Расставив руки в стороны, словно птица, мальчик балансировал на канате, натянутом сантиметрах в двадцати над землей. Я понятия не имел, чей это может быть сын. Тут ко мне подошел слегка подвыпивший Патрик Фергюсон, бессменный режиссер этого балагана и отец всех артистов, как они называли его между собой. Он был навеселе и рад меня видеть. Фергюсон похлопал меня по плечу очень тепло и что-то сказал. Я не расслышал, погруженный в свои мысли и атмосферу цирка, которая всецело захватило мое сознание.
— Кто это такой? — спросил я, кивая на мальчика, ловко спрыгнувшего с каната и сделавшего колесо. — Ааа, — протянул Фергюсон, — Это Люк, прибился к нам недавно. Бездомный, вроде, из цыган. Хочет стать клоуном, у него талант смешить. Твоя мама взяла его под крылышко. Только в трейлере жить так и не уговорила. Спит под навесом или на улице. Говорит, так привык. Каждый вечер я выходил посмотреть на этого мальчика. Мы не разговаривали. Я, кажется, не мог ни с кем разговаривать в то время. Мама напрасно пыталась подержать и утешить. Это только вызывало во мне сопротивление. Не маме, конечно — той боли, которую причиняла реальность, той пустоте, которая образовалась в моей жизни, когда из нее ушла Энджи.
Глава 6
— Я хочу написать отдельную историю об Энджи Сапковски. — говорит Софи. — Грэм сказал, что с этим вопросом лучше всего обратиться к тебе. Ты знал ее близко… Софи, молоденькая, симпатичная, сидит предо мной в кафе. А Грэм все же сволочь, если действительно посоветовал ей такое. — И что ты хочешь знать об Энджи? — спрашиваю. — Ну, вообще, — мнется Софи. — Какой она была, как работала… Она же выступала без страховки? Единственная за все время, так? Как Грэм допустил такое? — Слушай, — я вдруг цепляюсь за слово, чтобы уйти от болезненной темы и переключиться на другую. Воспоминания об Энджи все еще причиняют мне боль, и чтобы справиться, надо заподозрить в чем-то Софи. — Если ты хочешь что-то раскопать, что-то на Грэма, если ищешь, за что бы зацепиться и раздуть сенсацию или уличить в чем-то Донса, то лучше тебе сворачиваться прямо сейчас. То, как работала Энджи, ни для кого не секрет. Все это принимали… — Нет-нет! — оправдываясь, перебивает Софи. — Я вовсе не хочу никого очернить! Пожалуйста, Нил, не пойми меня неправильно! Я от всей души хочу написать трогательный материал об Энджи. Я сама видела ее выступление, ваше выступление, — поправляется она. — Энджи интересная, как мне кажется, и принесла труппе немалый успех. Просто… О ней ничего почти не известно наверняка. Кто она, откуда. То есть, достаточно забить имя любого из вас в Гугле, и можно получить массу информации, а Энджи… Вокруг нее как будто туман… Софи хорошая дотошная журналистка. Она нашла кое-что. Ей, видимо, пришлось долго копать. Копать так глубоко, как не решился копать я. Она робко вытаскивает из сумки толстую папку, набитую бумагами, как индейка на День благодарения — рисом. |
