— Он уже знает, — объяснил Лучиано. — Просто не хочет себе в этом признаваться.

— Разве для него не естественно принять единство мира?

— Да, но теперь он отчетливо видит, из чего этот мир состоит, — фыркнул провидец. — А он привык сливаться в экстазе с чем-то абстрактном, любить существующий только в его уме идеал.

Саиль огляделась в поисках подвоха. Разве не чудесно это утро? Разве не прекрасна жизнь?

На заднем дворе раздался грохот, сонный голос дяди Тимара помянул еретиков и тех, кто оставляет шкафы на проходе.

Фу, как это грубо!

Выражение ее лица развеселило провидца.

— Люди всегда неправильны, непредсказуемы, непослушны, — констатировал он. — Они эгоистичны, не ценят доброго отношения к себе и не прислушиваются к разумным доводам. Но главное — этот мир принадлежит не только им.

И Саиль вдруг увидела — мальчик, ПАДАЮЩИЙ со старого дерева на щербатые камни двора. Может ли она, зная это, позволить ореху прорасти? Лучиано печально улыбнулся:

— Когда-то жрецы И’Са-Ори’Та решили срубить все деревья. Дети перестали падать, а потом — перестали жить, потому что дышать им стало нечем. Если в будущем нет возможности упасть, то не будет и возможности подняться. И отличить дурную неизбежность от свободного выбора провидцу практически невозможно, поэтому действовать, ориентируясь на видения, нельзя. Не рожденное будущее нужно нести в сердце и питать своей волей, только тогда путь к нему, не откроется, нет — будет создан.

Саиль покивала:

— Но брусчатку под деревом лучше разобрать. Насыпать песочек…

— … посадить травку, — поддержал ее Лчиано. — Такую, кучерявую, специально для дорожек. Это, конечно, немного другой стиль жизни, однако, ничего невозможного в нем нет.

Саиль улыбнулась. Ох, и всыпят же родители мальчишке, едва не сломавшему себе шею из-за пары зеленых орехов!

Глава 50

День отъезда был назначен, но мы, естественно, никуда не уехали (а что, в этом кто-то сомневался?). По перевалу шли овцы: потерявшие пастбища в Тималао скотоводы волей-неволей возвращались в Ожерелье. Изголодавшаяся скотина с такой силой рвалась к зеленой траве, что грузовики вполне могли скинуть в пропасть.

Я высказал все, что думаю по этому поводу, гордо отказался от виры в виде тощего барана (в нем же мяса нет, одна шерсть!) и улетел рыбачить, закинув на второе сидение мотозмея принадлежности для пикника. Из чувства противоречия выбрал северное направления — в ту сторону протянуть узкоколейку не сподобились. Желаю тишины и одиночества! За считанные минуты Кунг-Харн с его непрекращающимся бардаком остался далеко позади.

Что б они еще раз меня на что-нибудь уговорили без взятки… Поймите правильно, я умею справляться с трудностями, но нельзя же каждое событие превращать в аврал! Все согласовали, обо всем договорились и — опять за рыбу деньги. Раз за разом в тщательно вычерченной пентаграмме кунг-харнской жизни не хватало какой-то критически важной линии и проклятье не ложилось. Такое впечатление, что са-ориотцы — принципиально не обучаемы, а все алхимические диковинки они у соседей сперли!

Но долго злиться в полете нельзя — обстановка не располагает. Уютное тарахтение мотора, непередаваемое ощущение власти над пространством и никаких следов человеческой деятельности внизу. Хорошо! Слева неприступной стеной тянулся Хребет Мира, по центру серебристой лентой — водная гладь (не то — длинное озеро, не то — очень спокойная река). Справа топорщились какие-то заросшие камни и холмики, но меня они особо не интересовали.

Целью полета была гряда красноватых скал, отделяющая Хребет Мира от нежной зелени Ожерелья.