Мрак и грязь, сырой холод в погребе, хотя было лето, подточили силы мамы и Франца. Сначала ослабел Франц. Слезы заволокли глаза Леонии, и она опять принялась шагать. Она сделала все возможное, чтобы спасти его, придумывала сказки и игры, пытаясь развеселить и заставить жить, но не в ее силах было спасти Франца и маму.
Леония остановилась и уставилась на дверь. Она была за этой дверью много раз. Возможно, она могла бы спастись, но это никогда не приходило ей в голову, пока отец, мама и Франц были в неволе и заплатили бы за ее свободу пытками, а то и смертью. Теперь оставался только папа, а он не настолько слаб физически, как мама и Франц, спасение было возможно. Что еще, ее любовник — Леония усмехнулась. Вот уж самое неподходящее слово для Луи-Биби, Луи не любил ничего и никого, кроме самого себя.
Губы Леонии искривились в презрительной усмешке. Она села на пол и, обхватив руками колени, положила на них голову. Она не ненавидела Луи. В конце концов, цели их были весьма схожи. Он использовал ее для нужд плоти. Но и она использовала его, только с большим успехом, потому что знала, что он собой представляет, а вот он на ее счет во многом заблуждался. Он считал ее дурочкой, возможно, даже думал, что она в него влюблена. Леония улыбнулась.
Она могла бы полюбить Луи, она созрела для любви. Поначалу он казался таким милым со своим круглым невинным лицом. Небеса допустили великое множество ошибок, но мягкие черты Луи, юные, чистые, что и дало ему прозвище Биби, это более чем ошибка. Должно быть, это шутка природы или проверка на людскую наблюдательность. Луи был всем, его лицо — ничем. Это был вор, высматривающий, где что плохо лежит, с сердцем холодным как лед. Луи стремился к удобствам, удовольствиям и выгоде. Он безошибочно выбрал профессию и всегда был сыт и здоров. Луи всегда поступал, исходя только из здравого смысла и не радовался страданиям других, но если от этого зависело его благополучие, не задумываясь мог причинить боль и страдание. Но вначале она этого не знала.
Леония знала только, что когда Жан-Поль дал знак другим кобелям занимать очередь на ее поруганное тело, Луи отпрянул. Не так уж и много, но это запало в сознание Леонии — проблеск человечности среди скотства. Неделю спустя она сразу же узнала его, когда он принёс еду. Впервые еда не была столь омерзительной. Луи, в отличие от другого стражника, обычно приносящего еду, не бросал черствый заплесневевший хлеб на липкий грязный пол и не плевал в вонючий суп, сваренный из такого мяса, что и голодная собака не стала бы есть. Набравшись смелости, Леония чуть слышно попросила чистой воды и кусочек свежего хлеба для маленького брата. Луи промолчал, но дал ей немного хлеба. Тут он заторопился, потому что другой стражник спускался по ступеням, чтобы отчитать парня за долгое отсутствие.
— Ты опоздал.
— Я думал, ты не придешь, — ответил молодой плут.
— Подумаешь. Пусть поголодают, как мы голодали, — проворчал старший, подозрительно глазея.
Леония отвернулась с упавшим сердцем, закрывая хлеб. Иногда она слышала то, что происходит во внутреннем дворе, через маленькое окошко. Однажды услышала, как один из людей Жан-Поля угрожал другому, что обвинит его в предательстве или заискивании перед бывшими судьями города, чтобы уцелеть в случае провала революции. Если бы старый охранник хотел доставить неприятности молодому, ему достаточно было донести, что тот пытается облегчить судьбу узников, которых Жан-Поль так ненавидел.
Вначале Луи не делал ничего, чтобы помочь де Коньерам. Он притворялся испуганным, когда приносил приличное тушеное мясо, свежий хлеб, кусок хорошего сыра. Он говорил, что выбросил мерзкую еду, предназначенную для пленников, и взял хорошую со своего стола. Он не может делать это часто, шептал он извиняющимся тоном, кто-нибудь может заметить, и его семье придется голодать.
Позже, когда он вошел в доверие, Биби предложил вывести Леонию на прогулку. |