Кто-то в моей голове кричал, что логика профессора безупречна. Что надо к ней прислушаться. Но я не хотел слушать этого крикуна. Я не хотел рисковать другом. Я не хотел рисковать жизнью того, с кем мог откровенно поговорить и кто мог поддержать дельным советом. Риск был крайне велик, что если я всё же попробую забрать его дар, он не переживёт этого. Случай с Джоном как бы намекал, что предположения мои не лишены смысла.

Но была и другая преграда, более важная. Гуляев стал мне близок. Как друг, как наставник… Даже как отец в некотором смысле. Я надеялся, что он всегда будет рядом. Что пройдёт со мной весь путь. Поможет и подскажет, если будет в том нужда. А я защищу его от других аниранов и защищу от Голоса. Не позволю ему столкнуть нас. Эмоции, которые меня захлестнули, лучше всего демонстрировали, насколько глубоко в моё сердце забрался этот избалованный старик.

— Пора, — профессор отстранил меня. — Чем дольше мы тянем, тем меньше у меня решимости. Мы должны… Нет! Мы обязаны это сделать.

— Простите, Игорь Александрович, я не хотел, чтобы всё так…

— Не хорони меня раньше времени, — он через силу засмеялся. — Мы же не знаем, что, в итоге, произойдёт. Вот как узнаем, так и посмотрим. Посмотри на меня… Посмотри на меня! — он крепко сжал своими костлявыми пальцами мои плечи. — Иного пути нет! Останется только один. Не забывай об этом.

— Хорошо, — я утёр нос и глаза рукавом. Затем с силой сжал зубы и кулаки. — Я сделаю это, профессор. И пообещаю вам, что мы победим.

Гуляев кивнул седой головой и отстранился. Оттянул рукав и выставил перед собой ладонь. А я, собрав всю решительность, которая у меня ещё оставалась, распростёр над его ладонью свою руку.

Наши руки схлопнулись, как створки лифта. Примагнитились и двигались одновременно, стоило одному из нас пошевелиться. А затем я пошёл в наступление. Я точно знал, что надо делать и приступил к извлечению. Я отбросил все посторонние мысли, взял под контроль эмоции и потянул руку на себя.

Оранжевый свет начал пробиваться между ладонями, освещая до боли стиснутые губы профессора. Не знаю, испытывал ли он боль, но останавливаться я не имел права. Я продолжил тянуть и вскоре свет стал столь ярок, что начал резать глаза. Он стал ярче самого яркого солнца. А затем раздался знакомый хлопок — нечто вроде взрыва, когда преодолевается звуковой барьер.

Стулья и столы опрокинулись. Ваза, бокалы и графин полетели на пол. А крошечный оранжевый шарик просто плыл в воздухе на уровне глаз.

— Выбирай, — поганый Голос поставил меня перед выбором.

Я хотел послать его к такой-то матери, но вместо этого услышал звук падения: тело профессора гулко упало на пол. А я, вместо того, чтобы броситься ему на помощь, всё же выбрал — я приказал шарику вонзиться в мою левую ладонь. А затем, не справившись с болью, тоже рухнул на пол.

* * *

При рождении меня нарекли Игорем. А родители любовно называли Игорюшей. Я рос в тепличных условиях в городе Екатеринбург. Я ходил там в школу и посещал кружки. Я много читал и увлекался шашками. Хоть я был слаб здоровьем и старался не нарываться на неприятности, родители записали меня в спортивную секцию по боксу. В ней я пробыл ровно один день — хилого новичка отметелили на первой же тренировке.