Без рясы отец Владимир казался совершенно незнакомым человеком – он был в узких черных брюках, в белой силоновой рубашке, распахнутой на сильной груди, брюки стягивал широкий офицерский ремень; очень шли к белой рубашке волнистые волосы, матовый цвет лица, прекрасные черные глаза.

– Я весь к вашим услугам, – сказал поп, садясь в кресло. – Вам будет удобнее, если вы сядете за стол…

Анискин немного подумал.

– Сажусь! – сказал он. – Прошу рассказать все и по порядку. Ничего не скрывать! Не утаивать! Не пропускать!

– Боже, – воскликнул отец Владимир, – да мне нечего рассказывать… Прибегает пономарь и вопит, как зарезанный: «Батюшка, нас обворовали!» Пошел за ним – действительно, обворовали… Вот и все, Федор Ива… Прошу простить! Вот и все, участковый инспектор…

– Ну, это мы еще посмотрим, все или не все! – сухо сказал Анискин. – Буду задавать вопросы, но прежде чем начну, прошу пригласить пономаря…

– Пономаря? – переспросил отец Владимир и замялся, смутился так, что по-молодому покраснел. – Пономаря? Видите ли, пономарь… – И невольно перешел на свой поповский напев. – Весьма прискорбно и горестно сообщить вам, что плоть и дух пономаря…

Анискин остановил его предупреждающим движением руки.

– Знаю, – сказал он, – пономарь второй день… Ох, не уехал бы он у меня в райцентр на цельные пятнадцать суток!… Продолжаем писать протокола… Отвечайте на первый вопрос: кто за последнее время стал посещать церковь из новичков? Вы всех прихожан знаете, так вот и отвечайте, кто новенький появился…

– Тэ-тэ-тэ! – обрадовался отец Владимир. – Понимаю ваш вопрос… За последние несколько месяцев церковь стали посещать следующие новички… Буровских Юрий сын Алексеев…

Кабинет исчез, появилось церковное крыльцо, на которое поднимался «шабашник» Юрий Буровских – ковбойка распахнута, джинсы; гитару держит под мышкой…

– …Сидоров Георгий сын Иванов…

В церкви с рассеянным видом стоял рабочий-геолог. К нему подошла согбенная старушка, зло и резко сдернула с головы кепку, прошипела: «Срамец!…»

– …Косая Вера дочь Иванова…

С елейным лицом и подобранными тонкими губами отвешивала поясные поклоны женщина средних лет, одетая почти по-монашески…

Потный и сердитый от необходимости писать протокол, Анискин зло поставил последнюю точку, разулыбавшись солнечно, поднялся, массируя поясницу, торжествующе произнес:

– Кончил писать протокола! Точка! Прошу прочитать и написать: «Прочитано и с моих слов записано верно!» И – подпись…

Отец Владимир поднялся с кресла, просительно сложив руки на груди, смотрел на участкового такими глазами, что Анискин удивленно задрал на лоб подвижную левую бровь.

– Участковый инспектор, Федор Иванович, – почти жалобно сказал поп. – Только, ради бога, не отказывайте, не обидьте ваших поклонников и доброжелателей… Извольте, если хоть не откушать, так чайку попить… Мы с женой будем искренне счастливы, если… Ради бога, не отказывайте, Федор Иванович!

На лице участкового появилось выражение, которое мы уже видели в те минуты, когда он вспоминал, как сорок лет назад сбивал колокола.

– Не откажите, Федор Иванович, вашим истинным доброжелателям…

– Спасибо! – медленно ответил участковый и улыбнулся.